Рассказы о войне 2023 г.

Содержание

«Шема Исраэль»

Рассказывает Бени Хасон (о том, что произошло 7.10.2023 г.):

Не знаю, слышали ли вы когда-то о кибуце Кисуфим. Это сельскохозяйственный кибуц, мы ‒ это сорок пять светских семей, которые жили в мире и согласии и занимались каждый своим делом: у меня куриная ферма, около 200 кур, этим я заведовал…

До того дня, когда девять человек из наших семей, рядом с которыми мы жили годами, и ещё 6 рабочих из других стран… и ещё трое, пропавших без вести… мы пока не знаем, они погибли или в плену…

У нас непростая ситуация: мы не можем вернуться домой… По причинам безопасности, конечно. Потому что кибуц не «очищен» до конца, говоря военным языком.

Несколько дней назад, уже после того, как нас вывезли, в нём снова появились палестинцы, истребили всех кур в моем хозяйстве ‒ уже после того, как я попросил и смелые люди вернулись в кибуц и дали курам корм и питье. Эти пришли и уничтожили всё…

В тот день мы все проснулись от звука сирены: «Красный цвет!». У нас нет сирены, потому что мы слишком близко к Газе, в таком районе есть объявление: «Красный цвет».

Всё началось в 6:20. В 6:30 по внутренней связи кибуца: отслежено проникновение палестинцев.

На такой случай у нас есть четкое указание: китат коненут (отряд самообороны) кибуца обеспечивает безопасность, а все остальные должны зайти в комнату-убежище, взять с собой оружие ‒ у кого что имеется, закрыть за собой дверь и не выходить.

Мы зашли в комнату-убежище ‒ мы с женой и нашей собакой. Детей ‒ четверых взрослых сыновей ‒ не были дома, мы знали, что они недалеко, в соседних поселках. Они остались живы…

Мы услышали, что в дом бросили гранату, но она не взорвалась… Наш дом стоит близко к ограде военной базы Кисуфим: слышим крики наших парней и девушек ‒ и как их расстреливают…

И тут же слышим арабскую речь, я понимаю её, и меня охватывает ужас: это те же слова, всё то же, что всегда было: неужели история ТАК повторяется?

Теперь наш дом прошивают автоматные очереди, снова и снова: окна, дверь… Несколько лет назад, когда мы с женой затеяли ремонт ‒ поменять кухню, кафель, немного освежить ванную, ‒ решили заменить и старую входную дверь.

Уж очень она была расшатанная: кто вырастил четверых мальчишек, тот поймет, о чём я говорю: у них нет терпения открывать дверь за ручку, так что она едва держалась.

Вызвал я мастера по дверям, тот принял заказ, приехал, работал долго, а когда установил, схватился за голову: он ошибся и установил нам пуленепробиваемую дверь. А мне зачем такая дверь?

У меня куриная ферма, правда, четверо здоровых мальчишек, к тому времени уже выросших, но не до такой же степени, чтобы пуленепробиваемую… Но я не рассердился на мастера, хотя дверь такую мне не нужно было, да и дороже она стоила намного.

Заплатил и оставил как есть… Иногда жена шутила: это от помёта, что ли, нам защищаться придётся?

А тут, когда эти звери пытались ворваться в дом и прошивали её вдоль и поперек, чтобы вырубить замок, мы поняли, для чего нам «по ошибке» такая дверь досталась…

Мы провели в комнате-убежище 22 часа, каждые час-полтора приезжала ещё машина и ещё машина и мы слышали пулеметные очереди, били по нашему дому…

По дому, где выросли наши дети, которые бегали здесь босиком, сводили с ума жену своими криками и проказами, которые не умели пользоваться ручками, а открывали дверь только пинками, за что мы их ругали.

Теперь наш дом стоял в поле среди таких же домиков наших друзей и соседей. Одинокий и сильный, как наш народ: одинокий, сильный и одновременно беззащитный: «овечка среди семидесяти волков», ничего не изменилось...

И я снова думал: несколько десятков лет мы были уверены: такое больше не повторится. Вот оно, еврейская история снова повторяется, как будто ничего и не было…

Стены дома частично пропускали пули, часть в них застревала, несколько раз террористы пытались бросить внутрь гранату… через окна. Снова и снова, но они не взрывались. Мы не выходили, сидели 22 часа внутри, пока в 4 часа утра не пришли наши солдаты…

Мы с женой не верили, что они не палестинцы. Когда сутки слышишь арабскую речь, как они пытаются пройти сквозь яичную скорлупу: таким хрупким иногда казался наш дом, таким островком в океане смерти и разрушения. Теперь тяжело поверить, что рядом с тобой свои…

‒ Мы ‒ евреи, ‒ кричали нам солдаты. ‒ Можете выходить!

‒ Я вам не верю! ‒ кричал я им в ответ. ‒ Я начну, а вы ‒ продолжите! «Шема Исраэль!..»

‒ «А-дона́й Э-лог̃э́ну, А-дона́й Эха́д»! ‒ прокричали солдаты в ответ, и тогда я поверил... Это наши… Это евреи.

В эти дни, в эти трагические дни мы должны помнить, что объединяет нас и делаем одним народом: даже не война и не трагедия и боль последних двух недель, а вечный призыв и зов нашего народа: «Слушай Израиль, Б‑г Вс‑сильный наш, Б‑г Един!».

Это то, что делает нас единым народом, сплачивает и служит нам вечным «паролем»: мы братья!

«Шема Исраэль!..»

Источник текста: сайт «Толдот Йешурун»

Воды миквы спасают даже от пуль!

Рассказывает Зеев Гершензон.

Лично услышал эту историю от Рава Исраэля-Меира Моргенштерна...

Одна баланит (ответственная за кошерность окунания в микве) в Модиин Илит (Кирьят Сефер) поделилась невероятной историей со своим братом, который рассказал её на уроке Торы его папы, Рава Давида Моргенштерна в Иерусалиме.

К этой баланит как-то вечером пришла женщина, которая выглядела непривычно и совершенно незнакомо. Чаще всего сотрудницы миквы знакомы с посетительницами из округи. Поэтому баланит решила познакомиться поближе и спросила её, откуда она. Женщина отвечает, что она из числа беженцев с юга и их разместили неподалеку. Сама она конкретно из кибуца Беэри ‒ того самого, где случилась самая кровавая и невообразимая резня в первый день сегодняшней войны. (Не обижая никого, стоит отметить, что этот кибуц не славился своей явной религиозностью. Скорее, даже наоборот. А пришла эта женщина в микву, чтобы окунуться как раз в подошедший для неё срок...) У баланит мурашки по коже!

«Я когда-то взяла на себя обязанность соблюдать заповедь чистоты семейных отношений. Во всём кибуце только я и ещё одна женщина ‒ она недавно совсем тоже приняла на себя эту заповедь ‒ соблюдаем законы миквы, делится новая посетительница. И я обязана рассказать, что после всего произошедшего ‒ были только две семьи, которые абсолютно полностью вышли из того ада целыми и невредимыми, не потеряв никого из близких ‒ это наша семья и семья той второй женщины...»

Добавить даже нечего...

Есть ли ещё кто-то, кто думает, что женщины ‒ не самые настоящие Защитницы?

Источник текста: сайт «Толдот Йешурун»

Тефилин для Ариэля

Ариэлю Зог̃ару 13 лет. До 7 октября 2023 г. он жил в приветливом цветущем киббуце под названием Нахаль Оз с папой, мамой и двумя сестрами ‒ Кешет и Тхелет. Дед Хаим, мамин отец, жил неподалеку, в том же киббуце. Семья Зог̃ар не относила себя к религиозным, и всё же Ариэль готовился к бар-мицве, дню еврейского совершеннолетия, и знал, что отец подарит ему в этот день свои тефилин, которые уже на протяжении четырех поколений передавались в семье от отца к сыну.

7 октября киббуц Нахаль Оз должен был праздновать своё 70-летие. Киббуц был украшен к празднику и ждал множество гостей. И совсем не ждал, что вместо этого окажется захвачен террористами ХАМАСа. В половине седьмого утра Ариэль, как обычно, совершал пробежку. Когда послышались выстрелы, он сначала попытался вернуться в свой дом. Но потом стали раздаваться крики на арабском, Ариэль понял, что медлить нельзя, и бросился к дому Рана, охранника посёлка. Ран спрятал мальчика в защищенной комнате, вместе со своей женой и детьми, а сам вступил в бой с террористами и через несколько часов был убит.

20 террористов ХАМАСа зверствовали в киббуце до вечера, врываясь в дома, расстреливая людей, сжигая и разрушая всё кругом. Ариэль Зог̃ар в один день лишился отца, матери, деда и двух сестер. Слава Б‑гу, он не остался совершенно один: его тётя и родители отца живут в центре страны, и они забрали мальчика к себе, как только киббуц был освобожден.

Ариэль в один день стал полным сиротой. Близкие, которые и сами испытывали шок, горе, невосполнимую утрату, старались найти слова утешения для мальчика ‒ и не находили. Советовались ‒ что сделать, чтобы хоть немного облегчить его боль, но ничего не могли придумать. Неожиданно Ариэль сам сказал тёте о своём желании:

‒ Тефилин… Папины тефилин остались там, в нашем доме. Может быть, их как-то можно достать?

Тётя Ариэля взялась за телефон и начала звонить наудачу знакомым, которые могли помочь в этом деле. Знакомые перенаправляли её к своим знакомым, те давали телефоны разных людей, пока наконец она не попала на того, кто уже две недели работал там, в киббуце Нахаль Оз. Работал с командой таких же, как и он, добровольцев организации «ЗАКА»: оставив свои семьи, забыв, когда последний раз ели, а тем более ‒ спали, днём и ночью они искали останки тел погибших в день жуткой резни, чтобы идентифицировать их, а после ‒ достойно предать земле.

Она сразу поняла, что дозвонилась до человека, который сможет выполнить просьбу её племянника. Это был командир спецподразделений «ЗАКА» Хаим Отмазгин.

‒ Понимаете, у Ариэля бар-мицва через две недели… А это такие особенные тефилин. Нельзя допустить, чтобы они пропали! Мой брат Янив не успел их передать Ариэлю. Яниву они достались от нашего папы, а тот их получил от своего отца, нашего деда. Деда убили на глазах папы во время Катастрофы, но тефилин всё же остались у него… А сейчас ‒ неужели никак нельзя их спасти ‒ для Ариэля?.. Он так мечтал наложить эти тефилин в день своей бар-мицвы…

Хаим всей душой хотел помочь ‒ но как? Для того, чтобы зайти в какой-то из разрушенных или сожженных террористами домов, нужно было получать разрешение ЦАХАЛа ‒ ведь это было опасно, район постоянно продолжал обстреливаться ракетами ХАМАСа. Хаим упросил армейского командира дать ему возможность зайти в дом семьи Зог̃ар ‒ тот просто не смог отказать, узнав, в чём дело:

‒ Хорошо, я даю вам 6 минут. Идите и забирайте оттуда, что вам надо, и сразу же выходите.

Хаим с командой добровольцев забежал в дом. Что там творилось внутри ‒ не описать словами. Но сейчас нельзя было ни о чём думать, нельзя было ничего чувствовать. Нужно было просто выполнить просьбу мальчика, который здесь когда-то жил. Очень давно ‒ целых две недели назад.

‒ Ребята, смотрите рядом с компьютером, тефилин должны быть там! И талит тоже! Возьмите ещё фотографии семейные!

‒ Выходите, время вышло! ‒ послышался снаружи голос командира.

В тот же вечер Хаим Отмазгин с группой волонтеров отвез добытые тефилин, талит и фотографии в Ришон-ле-Цион, в дом бабушки и дедушки Ариэля. Ариэль вышел их встречать ‒ но не смог сказать им ни слова и разрыдался.

Они стояли там сорок минут и просто плакали, и плакали, и не могли остановиться: Ариэль, его тетя, бабушка, дедушка и четверо волонтеров ‒ взрослых, бородатых, сильных и храбрых мужчин. Две недели они проработали без остановки ‒ у них не было времени на эмоции. В тот вечер слезы впервые вырвались у них наружу, и это были слёзы не горя, а надежды. Ведь если ребенок, в один день потерявший свою семью, хочет получить на память от родителей только тефилин своего отца, ‒ это может значить лишь одно: народ Израиля жив! Жива наша Традиция, живы ценности нашего праотца Авраг̃ама, жива наша вера, а значит, мы непременно, с Б‑жьей помощью, победим в этой войне с Амалеком. Ам Исраэль Хай!

Источник текста: сайт «Толдот Йешурун»

Знать, для чего жить!

Автор: Бат-Шева Эскин

7 октября трое молодых людей спаслись во время резни на фестивале. Барак Никсон переосмыслил собственную жизнь и пришёл к важным решениям

Как это ‒ вдруг начать соблюдать Шаббат, накладывать тефилин, вставать каждое утро на молитву, когда твои друзья спокойно отсыпаются после вчерашней весёлой вечеринки? Это непросто ‒ и не сразу… Барак Никсон шёл к этому долгие месяцы, несколько недель назад надел кипу и цицит и, главное, принял решение соблюдать Шаббат. Друзья, конечно, в шоке… Но одна суббота прошла прекрасно. Вторая суббота ‒ всё хорошо. На третий Шаббат все друзья Барака давно ещё запланировали поехать на музыкальный фестиваль. «Никсон, ты совсем свинтил??» Что же он ‒ останется с родителями, пока все остальные будут «отрываться по полной»? Реклама «Ночь музыки и кайфа на природе» сверлила голову… «Ну, последний разок», ‒ подумал Барак и заказал себе билет на фестиваль «Супернова Суккот» рядом с кибуцем Реим.

Мать стала его отговаривать (ей просто не нравилась идея всей этой огромной тусовки):

‒ Барак, может, останешься? Смотри, ты же начал соблюдать Шаббат… (Ничего себе аргументик!) Зачем тебе ехать?

Барак взял её за руку и улыбнулся:

‒ Ничего, мама, не волнуйся. Я уже целых две субботы хранил… А в этот Шаббат меня будут хранить Небеса. Не волнуйся! Я даже не курю!

Матери не нравилась вся эта затея ‒ ночная тусня на природе на круглые сутки, полный отрыв! Какие-то друзья непонятные, которые называли сына кличкой «Президент»… Но делать нечего ‒ он взрослый, сам уже всё решает.

* * *

Сразу после рассвета, в половине седьмого, над головами заревели первые ракеты из Газы. Залп за залпом. Внезапно отключилось электричество: погасли прожектора, замолчала музыка. Осознание того, что происходит что-то страшное, пришло не сразу. Даже когда Барак увидел прямо напротив себя джип с вооруженными людьми, он в первые секунды не понял, кто они: на этих была израильская военная форма. Но они почему-то расстреливали безоружных людей из автоматов… Все беспорядочно разбегались, и Барак тоже побежал к стоянке. Была страшная паника. У выезда с фестиваля он увидел двух девушек из своей компании:

‒ Давайте за мной, быстрее к машине!

Пока они бежали к стоянке, непрекращающиеся автоматные очереди тарахтели с нескольких сторон. Вокруг гибли люди, слышались крики, сердце стучало: «Что, что делать?» Полный хаос, паника, истерика. Барак старался не отвлекаться и не смотреть по сторонам. Целью была ‒ машина, на которой он сможет уехать из этого кошмарного сна.

До машины они не добрались… На глазах Барака соседний с его автомобилем, в котором уже были люди, расстреляли из гранатомета. Куда бежать? Развернулись и бросились налево: Барак, две девушки, которые были с ним, и десятки других людей. Через пару минут показались два белых открытых внедорожника с арабами, с зелёными лентами на лбах. Барак краем глаза зацепил: автоматы, гранатомёты. Террористы выпрыгнули из джипов и побежали в их сторону, стреляя на бегу. Кромешный ад: автоматные очереди, крики о помощи, падающие люди… Было такое чувство, будто он оказался в какой-то жуткой компьютерной игре, где вокруг всё гибнет, а у него, как водится в таких играх, есть в запасе «три жизни».

Он бросает взгляд в сторону какого-то человека ‒ и на его глазах человек падает. Поворачивает голову ‒ горит машина. Бежит вправо, а там те же джипы. Он бежал по лесу со скоростью, с которой никогда в жизни не бегал. Повернули к разделительному забору с Газой ‒ а там как будто повторение прошлого «эпизода»: два открытых джипа с пулеметами. Этим из джипов не надо было и выпрыгивать: прямо на джипах были установлены дула, они крутили ими в разные стороны и палили без разбора.

Барак вместе с девушками побежал в третью сторону. Оказалось, что они бегут обратно, к месту фестиваля. Убитые и раненые лежали на земле. Сколько? Он не пробовал считать ‒ десятки, десятки окровавленных тел.

Барак с двумя девушками, словно заколдованные, пробежали между пуль без единой царапины. Бежать было некуда. В конце концов, они влетели втроем в пластмассовую кабинку биотуалета, прикрыли за собой дверь, но запирать не стали ‒ в надежде, что террористы будут думать, что кабинка пуста, и не станут по ней стрелять.

Можно ли произносить Имя Б‑га в туалете при таких обстоятельствах? Этот вопрос Барак задаст своему раввину, когда всё закончится. А в тот момент было совершенно понятно, что им ничего не остается, кроме как просить Б‑га о спасении. Они сидели втроем на полу маленькой кабинки, слышали и видели в щель, что происходит вокруг, и молились, молились, молились не переставая. «Не дай моим родителям такого горя!», ‒ шептал Барак. ‒ «Боже, Боже, не дай моей маме оплакать меня… Я у неё единственный! Прости меня! Дай мне выйти из этой мясорубки! Теперь уже я буду соблюдать все субботы, все до единой! Спаси меня! Верни меня домой!» Он пытался хоть как то успокоить девчонок ‒ они были в полном шоке, дрожали, в глазах ‒ ужас…

Несколько часов прошли в молитвах и слезах в этом ненадежном и тесном укрытии. За это время в их кабинку попало только три пули ‒ и все они прошли над их головами. Когда террористы убили всех, кто был у них на глазах, они начали выманивать прячущихся восклицаниями на иврите: «Это ЦАХАЛ, это ЦАХАЛ, выходите!» Барак чуть было не вышел, но одна из девушек, которая пряталась с ним, вовремя схватила его за рубашку:

‒ Стой, ты что! Это не наши! Это эти…

Когда солдаты действительно появились, Барак их узнал по особому армейскому сленгу, на котором они перекрикивались между собой. Тут уже ни у кого не было сомнений. Солдаты открывали двери туалетных кабинок одну за другой ‒ и находили там убитых, истекших кровью, дышащих не было. Только Барак и его две спутницы вышли невредимыми из укрытия.

‒ Ты знаешь, ‒ сказал ему один из этих ребят, ‒ мы и представить не могли, что здесь остался кто-то живой. Вы трое ‒ последние невредимые, которых тут нашли…

* * *

Барак Никсон вернулся домой в тот же вечер. Это был совершенно другой человек, чем тот, кто поехал накануне в киббуц Реим. Вчерашний Барак был на пути к тешуве, к возвращению к Б‑гу, и был готов к тому, что этот путь будет непростым и долгим. Но Небеса распорядились иначе. Путь Барака к окончательной тешуве оказался невероятно, головокружительно коротким: он длился только восемь с половиной часов. За это время, пока он своими глазами видел то, что человеку нельзя, невозможно пережить, в его душе и в сознании произошел полный переворот.

Барак понял так ясно, что Сам Б‑г был с ним там, в той кабинке, и совершил для него необъяснимое чудо, подарив жизнь ему и двум его спутницам. Барак уже знает, что его жизнь никогда не будет похожа на прежнюю. В этой новой жизни главным будет ‒ Шаббат, вечный знак между евреем и Творцом. Есть вещи, как бетонная стена, ‒ их невозможно подвинуть. Таким будет его Шаббат. Только ему интересно ‒ а что с ними, с этими двумя девчонками?

Источник текста: сайт «Толдот Йешурун»