Раби Леви-Ицхак бар Дербаремдикер (р. Леви-Ицхак из Бердичева; 5500-5570 /1740-1809/ гг.) – выдающийся праведник, один из духовных лидеров поколения.

С отцовской стороны ему предшествовало тридцать шесть поколений выдающихся раввинов и знатоков Торы. По материнской линии он происходил из рода знаменитого законоучителя и комментатора Талмуда р. Шемуэля Эйдельса (Маарша; см.).

Родился в Галиции, в местечке Гусков, расположенном рядом с городом Пшемысль. Его отец р. Меир бар Моше был раввином Гускова.

Изучал Тору у отца, а с двенадцати лет – в ешиве города Ярослава, крупного центра еврейской учености, расположенного севернее Пшемысля. Еще до достижения возраста бар-мицвы он прославился в качестве вундеркинда под именем «илуй из Ярослава».

Вскоре после бар-мицвы р. Леви-Ицхак женился на дочери богача р. Исраэля Переца из города Любартув, возле Люблина. Молодая семья поселилась недалеко от дома тестя, который принял на себя все заботы по ее содержанию.

В Любартуве р. Леви-Ицхак занимался вместе с выдающимся законоучителем р. Йосефом Теомим (Примегадим; см.), написавшим знаменитый комментарий на Кодекс Шульхан арух.

В семнадцать лет он познакомился с одним из вождей хасидского движения р. Шемуэль-Шмелке Гурвицем (р. Шмелке из Никольсбурга; см.), который ввел его в круг учеников р. Дова-Бера (Магида из Межерича; см.). Р. Леви-Ицхак был одним из немногих учеников, сумевших постигнуть сокровенную сущность учения Магида и приобщиться к его духовному свету.

«В праздник Рош ашана, во время предвечерней молитвы, – вспоминал впоследствии р. Леви-Ицхак, – я увидел на лице наставника лучезарный свет, переливающийся всеми цветами радуги. На меня напали трепет и страх, и люди поддержали меня, чтобы я не упал, но никто не знал причины моего состояния. Заметив мое смятение, наставник отвернулся и несколько минут стоял, прижавшись лицом к стене. И когда он снова повернулся к нам, я уже не видел сияния. Еще я увидел этот свет на лице учителя в час его кончины. И лишь благодаря тому, что мне открылось это сияние, я удостоился способности постигнуть его учение». Еще в период обучения у Магида р. Леви-Ицхак много странствовал по Украине и Галиции, собирая средства для помощи нуждающимся, на приданое для бедных невест и для выкупа из долговой тюрьмы разорившихся кредиторов.

В 5521 /1761/ году в возрасте двадцати одного года, р. Леви-Ицхак стал главой раввинского суда в местечке Ричвель, сменив на этом посту своего старшего друга р. Шемуэля-Шмелке Гурвица.

Несколько лет спустя он возглавил общину города Желехова, целиком состоящую из миснагдим (противников хасидизма). В период гонений, последовавших за провозглашением «великого херема» 5532 /1772/ года, миснагдим лишили его раввинского «трона».

В 5535 /1775/ году р. Леви-Ицхак стал главным раввином г. Пинска, расположенного на юге Полесья – так же в сфере влияния Виленского Гаона (см.). Однако, принимая во внимание его выдающиеся познания в законах Торы, противники хасидизма до поры до времени мирились с его присутствием. И даже после повторного херема, наложенного на хасидов в 5541 /1781/ году, ведущие раввины Литвы все же решили оставить р. Леви-Ицхака на его посту – при условии, что «он больше не поведет общину по непроторенной дороге.

Только летом 1544 /1784/ года, после того, как в течение нескольких лет р. Леви-Ицхак продолжал столь же усердно распространять хасидское учение, его с позором изгнали из Пинска – предварительно получив на этот решительный шаг благословение Виленского Гаона (Р. Дов Элиах, Агаон с. 906).

В 5545 /1785/ году р. Леви-Ицхак стал главным раввином Бердичева, крупнейшего города на Волыни, где влияние хасидов было преобладающим. Но, невзирая на значимость своего положения, он по-прежнему много странствовал, собирая деньги на нужды благотворительности. В своих странствиях он всегда был окружен людьми, в том числе и самыми простыми и неучеными, –  он воспламенял сердца своей любовью к Всевышнему и желанием служить Ему.

Р. Леви-Ицхак обладал способностью замечать в каждом человеке только лучшие его стороны и, соответственно, говорить о людях только хорошее – и перед другими людьми, и перед Б-гом.

Однажды на рассвете р. Леви-Ицхак увидел, как еврей-извозчик, облаченный в талит и тфилин, молится во дворе синагоги, смазывая при этом дегтем колеса своей телеги. Р. Леви-Ицхак восхищенно воскликнул: «Владыка Вселенной! Посмотри, как свят Твой народ! Даже когда еврей смазывает колеса своей телеги, он думает о Тебе и служит Тебе!» (Сарей амеа 3:17).

Хасиды называли р. Леви-Ицхака почетным титулом «санегор шель Исраэль» (заступник Израиля). Предание рассказывает, что порой он проводил специальные испытания – только для того, чтобы подчеркнуть перед Всевышним праведность народа Израиля.

Однажды, в канун праздника Песах, он послал своего шамаша (служку) с поручением приобрести немного хамеца (квасного). После долгих поисков шамаш вернулся ни с чем: ведь хранить хамец в Песах запрещено, и поэтому все бердичевские евреи уже избавились от него. Тогда р. Леви-Ицхак навел справки, можно ли найти в Бердичеве контрабандный табак, запрещенный таможней для ввоза в город. Оказалось, что этот табак продают почти в каждом доме. Р. Леви-Ицхак поспешил в дом молитвы, подошел к ковчегу со Свитком Торы и произнес: «Б-г Израиля, посмотри, как Твой народ хранит Твои заповеди! Взгляни, сколько у русского царя солдат, охраняющих границы, сколько у него жандармов и тюрем – и, тем не менее, в городе полно контрабанды. У Тебя же, Царя царей, нет солдат и жандармов – Ты повелел: «Да не будет у тебя хамца в Песах», и уже в канун праздника ни в одном еврейском доме нет хамеца (Сарей амеа 3:17; Гдолей Русия).

Р. Леви-Ицхак стремился оправдать даже тех, кто причинял ему зло.

 Когда в Пинске начались гонения на хасидов, одна женщина, жена непримиримого противника хасидизма, вылила на р. Леви-Ицхака,  бывшего тогда главным раввином города, ведро помоев. Р. Леви-Ицхак взмолился: «Милосердный Б-г! Пожалуйств, не наказывай из-за меня эту женщину, – ведь она замечательная жена. Так написано в нашем Шульхан арухе (Эвен аэзер 69): «Только та жена может называться достойной, которая делает угодное своему мужу» (Сарей амеа 3:17).

Более того, даже если прямо на его глазах еврей нарушал законы Торы, р. Леви-Ицхак пытался отыскать оправдание его поступку.

Рассказывается, как однажды р. Леви-Ицхак увидел еврея, который курил трубку в шабат. «Сынок, ты наверно забыл, что сегодня шабат?» – спросил он. «Нет, я знаю, что сегодня шабат», – сказал курильщик. «Но может быть ты не знаешь, что в шабат запрещено курить?». «Знаю». «Владыка Вселенной! – воскликнул р. Леви-Ицхак, воздев руки к небу. – Посмотри, до какой степени правдив Твой народ! Этот человек мог солгать, но, даже рискуя показаться нечестивцем в моих глазах, он говорил только правду – как Ты ему заповедал!».

Когда р. Леви-Ицхак узнал, что семидесятилетний еврей отступил от веры, он отреагировал так: «Вот доказательство того, что в каждом еврее есть искра святости. Ведь этот выкрест в течение целых семидесяти лет боролся со своим дурным влечением, не желая отрекаться от Б-га Израиля!» (там же).

«Ни у кого нет права говорить о евреях что-либо дурное, – писал он, – следует лишь подчеркивать их заслуги» (Кдушат Леви, Пинхас). «Ведь, даже когда евреи не выполняют волю Всевышнего, – пояснял он вышеприведенное правило, – они все же остаются избранным им народом» (там же, Итро).

Его любовь к народу Израиля была столь всеобъемлющей, что, даже дискутируя с «просветителями» и отступниками, он избегал категоричных утверждений  и менторских интонаций.

Один большой знаток Торы, заплутав в лабиринте сомнений и противоречий, изменил вере. С тех пор он скитался по Украине, отравляя своим скепсисом и неверием других людей. Посетив Бердичев, он явился в дом учения, где занимался р. Леви-Ицхак, и завел с ним дискуссию относительно основ веры: существует ли Б-г, действует ли в мире система награды и наказания? Р. Леви-Ицхак ответил ему: «Сынок, я слышал, что ты уже дискутировал со многими выдающимися раввинами, и, тем не менее, несмотря на все их убеждения и аргументы, ты остался при своем мнении. С твоей точки зрения, в мире нет Судьи и нет Суда, не дай Б-г! И действительно, ни один человек в этом мире не способен показать тебе Б-га, чтобы ты своими органами чувств убедился в Его реальном существовании, и никто не сможет показать тебе Ган Эден и Геином, Однако согласись, что вопрос еще окончательно не решен. А вдруг все же существуют Суд и Судья? А вдруг все же существует Геином и существует Ган Эден? Что ты будешь делать тогда: что ответишь в день Суда и что скажешь в день Приговора?!» (Сарей амеа 3:17).

Заступаясь за свой народ, р. Леви-Ицхак не боялся спорить с самим Творцом Мира, наставляя и даже обличая Его.

«Доброе утро, Владыка Вселенной! – обращался он на идиш к Творцу. – Я. Леви-Ицхак, сын Сары, из Бердичева, от имени Твоего народа вызываю Тебя на суд! Что ты имеешь против Своего народа?! Что Ты насел на Свой народ?! …Я, Леви-Ицхак, сын Сары, из Бердичева, говорю: «Не сойду с этого места, пока не прекратятся бедствия народа Израиля, пока не придет избавление!».

В молитве праздника Рош ашана, пришедшегося на шабат, р. Леви-Ицхак потребовал от Всевышнего: «В этот День Суда Ты обязан записать весь Свой народ, сыновей Израиля, в Книгу Жизни! Ведь в шабат Тебе и Твоему Суду запрещено писать, как и нам, – но записать в Книгу Жизни можно, так как спасение жизни евреев отодвигает все запреты шабата…» (Сарей амеа 3:17).

Р. Леви-Ицхак молился крайне эмоционально, с громкими возгласами и рыданиями – его плач, исходящий из глубины души, прорывался к Небесам и размягчал даже каменные сердца: самые приземленные и черствые люди плакали и достигали подлинного раскаяния, молясь рядом с ним.

«Он молился, дрожа всем телом от отхватывающего его трепета, – вспоминал современник. – От волнения он не мог стоять на одном месте: вот его видят молящиеся в одном конце дома молитвы, а через минуту он уже в другом месте. …Сердце таяло у тех, кто слушал его молитвы, и с души смывалась вся скверна». Его обычным обращением к Б-гу было слово на идиш – «Дер Баремдикер» (Милосердный).

Рассказывается, как однажды чиновник, осуществляющий регистрацию еврейского населения, зашел к р. Леви-Ицхаку и попросил его указать фамилию. Р. Леви-Ицхак, погруженный в молитву, несколько раз громко повторил слово «Дер Баремдикер». Чиновник, решив, что это ответ на его вопрос зарегистрировал семью р. Леви-Ицхака под этой фамилией (Энциклопедия левейт Исраэль т. 13, с.55).

Некоторые его потомки, оказавшись в Израиле, перевели эту странную и труднопроизносимую фамилию на иврит и называют себя «Рахмани» (Ф. Кандель, Очерки времен и событий ч. 2, с. 126).

Посвящая служению Всевышнего все свои дни, особых духовных высот р. Леви-Ицхак достигал в Рош ашана и Йом Кипур – в дни суда и искупления.

Современник, ставший свидетелем того, как р. Леви-Ицхак трубил в шофар, вспоминал: «За поясом у него висело несколько шофаров; он был как бы вне плоти, замирали сердца у всех, кто его видел, – все трепетали перед ним, как перед Б-жьим ангелом».

В пост Йом кипура р. Леви-Ицхак сам вел все пять молитв этого дня. По свидетельству одного из очевидцев, после завершения вечерней молитвы р. Леви-Ицхак, не отходя от молитвенного пюпитра, прочитал вслух всю книгу Псалмов, а затем, когда забрезжил рассвет, начал утреннюю молитву – «голосом могучим и сильным, подобным рычанию льва». Он сам читал Тору и, не прерываясь, вел молитвы мусаф, минха и неила – до самого вечера. На исходе поста он сам протрубил в шофар и прочел вечернюю молитву наступившего дня. Сразу же после авдалы, отделяющей святой день поста от будней, р. Леви-Ицхак открыл трактат Талмуда Сукка,  посвященный следующему за Йом кипуром празднику шалашей, и изучал его до утра. К рассвету он проучил весь трактат и поспешил на утреннюю молитву. «И я уже не мог решить для себя, – вспоминал очевидец, – человек передо мной или ангел» (Гдолей адорот).

Первую ночь праздника Суккот р. Леви-Ицхак, не смыкая глаз, сидел в шалаше, ожидая первых лучей рассвета, что выполнить заповедь нетилат лулав – вознесение четырех видов растений (Маасей авотейну, Ваикра, Эмор).

Р. Леви-Ицхак писал, что еврейские праздники – Суккот, Песах, Шавуот и др. – не просто служат напоминанием о событиях, которые произошли когда-то в истории. В эти дни в духовных мирах все эти события происходят вновь, из года в год, и поэтому, духовно пробужденный человек может каждый раз их заново пережить и в полной мере к ним приобщиться (Кдушат Леви).

Р. Леви-Ицхак стал одним из духовных лидеров поколения – тысячи хасидов приезжали к нему за советом и наставлением. Благодаря его присутствию, Бердичев превратился в центр хасидского движения на Украине.

По свидетельству современников, другой выдающийся хасидский наставник р. Яаков-Ицхак Гурвиц (Хозе из Люблина; см.) на протяжении пятнадцати лет посвящал час в день особой молитве, в которой благодарил Создателя за то, что Он направил в этот мир великую и святую душу, подобную душе р. Леви-Ицхака из Бердичева (Гдолей адорот).

Духовное наследие р. Леви-Ицхака из Бердичева отражено в его книге Кдушат Леви (Святость Леви), построенной в соответствии с порядком недельных глав Пятикнижия.

В этой книге получило свою дальнейшую разработку учение о цадике, занявшее в хасидизме одно из центральных мест «Мы находим в Талмуде указание на то, – писал р. Леви-Ицхак, – что «Всевышний называл праотца Яакова словом Эль (Бог)» (Мегила 18а). Имеется в виду, что, поскольку Яаков выпаолнял все заветы Торы, он был в определенном аспекте подобен Б-гу, – и все праведники, выполняя заповеди Торы, также уподобляются Б-гу» (Кдушат Леви). «Праведники, воистину служащие Всевышнему, – отвечал р. Леви-Ицхак в другом месте книги, – получают наслеждения Будущего мира уже в этом мире» (там же, Хаей Сара). Книга Кдушат Леви выдержала множество изданий и стала классикой хасидизма.

В конце жизни р. Леви-Ицхак породнился с р. Шнеур-Зальманом из Ляд (Алтер Ребе; см.), с которым был дружен еще в юности, в годы совместного обучения у Магида из Межерича, – теперь внук и внучка этих двух праведников стали мужем и женой.

Предание рассказывает, что, прочтя в тнаим (договоре, составленном перед свадьбой): «Свадьба состоится в городе Бердичеве…», р. Леви-Ицхак в возмущении разорвал документ и продиктовал «исправленный» вариант: «Свадьба состоится в святом городе Йерушалаиме… Но если до тех пор, не дай Б-г, не явится наш праведный Машиах, тогда свадьба состоится в Бердичеве…». Именно в такой редакции составлялись в его доме подобные документы (Сарей амеа 3:17; Гдолей Русия).

По свидетельству современников, у него всегда были приготовлены специальные праздничные одежды на случай, если внезапно придет Машиах, и надо будет бежать навстречу ему (Сарей амеа, там же).

В последний свой Рош ашана, за три недели до смерти, перед трублением в шофар р. Леви-Ицхак грозно произнес: «Владыка Вселенной! …Твой избранный народ, сыновья Израиля, сегодня, в день Суда, обращаются к Тебе с тяжбой. Ведь все беды и несчастья, преследования и погромы обрушиваются на нас только потому, что мы – Твои рабы и служим Тебе – как сказал в псалме царь Давид: «За Тебя нас убивают ежедневно, почитают нас овцами для заклания» (Теилим 44-23)! И поскольку мы гибнем из-за Тебя и ради Тебя, Ты обязан спаксти нас, как можно быстрее даровав нам конечное избавление!». А затем, обратившись к молящимся, он сказал: «Обещаю вам, что после смерти, когда я попаду в том мир, я вызову на Высший Суд все Небесное Воинство и потребую, чтобы они избавили наш народ от изгнания» (Сарей амеа 4:9).

На исходе Йом кипура р. Леви-Ицхак сказал хасидам: «Сегодня, в этот час, должна была закончиться моя жизнь. Но мне очень хочется выполнить две важные заповеди праздника Суккот: прожить в шалаше и благословить четыре вида растений. Поэтому я просил Всевышнего продлить мне жизнь,  и молитва была услышана». Через день после Суккот, на исходе праздника Симхат Тора, р. Леви-Ицхак заболел и на следующий день скончался.

По свидетельству очевидцев, перед смертью он возгласил: «Я не обрету себе покоя и не замолчу, и не дам покоя всем праведникам в том мире до тех пор, пока не придет Машиах» (Гдолей Русия).

Р. Леви-Ицхак умер в Бердичеве двадцать пятого тишрея 5570 /1809/ года.

На его могиле был воздвигнут каменный шатер – в соответствии с его завещанием, без всякой надписи. Эта могила до сих пор привлекает множество паломников.

Раби Шнеур-Залман бар Барух из Ляд (Рав; Бааль Атания; Альтер Ребе; 5505-5573 /1745-1813/ гг.) – выдающийся законоучитель и кабалист, основатель хасидского движения Хабад.

Родился восемнадцатого элуля 5505 /1745/ года в городке Лиозно, южнее Витебска.

Его отец, цадик нистар (скрытый праведник) р. Барух, и мать Ривка получили благословение на рождение ребенка от р. Исраэля Бааль-Шем-Това (Бешт; см.). Шнеур-Залман родился в тот же день года, что и сам Бешт.

Ребенок начал связно разговаривать в возрасте одного года. В три года его привезли к Бешту, и основатель хасидизма совершил обряд первого пострижения мальчика (Гдолей адорот; Гдолей Русия).

Учился в городке Любавичи; прославился как вундеркинд под именем «илуй из Лиозно».

В пятнадцать лет он женился на дочери витебского богача р. Йег̃уды-Лейба Сегаля. Стремясь получить юного илуя в зятья, р. Сегаль дал своей дочери баснословное приданое в пять тысяч золотых монет. Вскоре после свадьбы на эти деньги р. Шнеур-Залман построил возле Витебска несколько поселений для еврейских сельскохозяйственных артелей, а также закупил для них необходимый земледельческий инвентарь и скот – чтобы поселенцы смогли кормиться трудом своих рук (Гдолей Русия).

Молодая семья поселилась в доме тестя, взявшего на себя заботу об их пропитании. Р. Шнеур-Залман погрузился в Изучение Торы, ведя самый аскетический образ жизни. В восемнадцать лет он закончил изучение Талмуда со всеми сопутствующими комментариями, а затем приступил к углубленному постижению кабалы.

В двадцатилетнем возрасте он вступил в круг учеников р. Дова-Бера (Магида из Межерича; см.). Р. Шнеур-Залман занимался в паре с сыном наставника, р. Авраамом Малахом (см.), который обучал его тайнам кабалы.

Спустя два года р. Шнеур-Залман стал магидом (общественным проповедником), в своем родном городке Лиозно. Но и в этот период он не прерывал связей с Магидом из Межерича, приезжая к нему на все праздники года.

В праздник Суккот 5527 /1767/ года он стал свидетелем того, как наставник разговаривал с душой Бешта, воплотившейся в праздничном шалаше (Гдолей Русия). «Когда мы бывали у нашего наставника в Межериче, – вспоминал впоследствии р. Шнеур-Залман, – мы черпали святой дух целыми ведрами, а чудеса валялись там, на полу, и никто даже не думал их подбирать».

В возрасте двадцати пяти лет, следуя настоятельному совету Магида из Межерича, р. Шнеур-Залман начал работать над составлением алахического кодекса, предназначенного для тех, «кто из-за дефицита времени и загруженности работой не в состоянии углубленно исследовать талмудическую и законодательную литературу и самостоятельно определять алаху». В своем кодексе р. Шнеур-Залман стремился учесть мнения большинства авторитетных законоучителей, действовавших после составления Шульхан аруха. Его кодекс охватывал широкий спектр законов, связанных с повседневной жизнью и праздниками. В заключение краткого обзора основных мнений, существующих по каждому вопросу, автор, как правило, предлагал ясное и однозначное алахическое решение.

Книга, получившая название «Шульхан арух а-Рав («Шульхан арух» Рава), принесла р. Шнеур-Залману известность в еврейском мире. В последующих поколениях она выдержала множество изданий и стала основным алахическим кодексом хасидов Хабада.

Зимой 5532 /1772/ года, когда в Литве и Белоруссии поднялась первая волна гонений против хасидов, Магид из Межерича направил двух своих учеников – р. Менахема-Мендла из Витебска (см.) и р. Шнеура-Залмана на переговоры с Виленским Гаоном, возглавлявшим лагерь миснагдим (противников хасидизма). Посланники Магида должны были разъяснить Гаону подлинную позицию хасидизма, однако он наотрез отказался их принять.

Р. Шнеур-Залман вспоминал, что Гаон «дважды захлопывал двери перед их носом», а когда они «начали чересчур настаивать» на встрече, «уехал из города» (Игрот Бааль Атания увней доро с. 95-98).

Из Вильно р. Шнеур-Залман отправился в г. Шклов, главный бастион противников хасидизма в Белоруссии, – там он принял участие в диспуте, организованном последователями Виленского Гаона.

Но и в ходе этого диспута хасидам, по признанию р. Шнеура-Залмана, «не удалось отстоять свою правоту», ведь, как только миснагдим «видели, что им нечего возразить на наши слова, они переходили на язык силы, прикрываясь великим авторитетом праведного Гаона» (Игрот Бааль Атания, там же). «Подобного Гаону нет во всем поколении, – добавлял он, – но если он и единственный, то все-таки он один, а мнение одного не может перевешивать мнения многих, стоящих на нашей стороне».

Весной 5532 /1772/ года в Вильно был объявлен «великий херем» – все последователи хасидизма отлучались от еврейской общины. В Литве и Белоруссии начались жестокие преследования: закрывали молитвенные дома хасидов, а их самих изгоняли.

Вскоре после смерти Магида, последовавшей в месяце кислев 5533 /1772/ года, р Шнеур-Залман поселился в г. Могилеве – несмотря на все испытания, он не прерывал серьезных занятий.

К тридцати голам он шестнадцать раз углубленно изучил Талмуд со всеми комментариями, каждый последующий раз, достигая все более высокого уровня понимания (Гдолей адорот).

Весной 5537 /1777/ года большая группа белорусских и литовских хасидов, спасаясь от гонений, отправилась на Землю Израиля, – первоначально р. Шнеур-Залман входил в эту группу, но, достигнув границы Турции, он повернул назад.

По мнению ряда историков, р. Менахем-Мендл из Витебска, возглавлявший переселенцев, уговорил р. Шнеура-Залмана принять на себя руководство хасидами, оставшимися в Белоруссии, – чтобы «не были они, как овцы без пастыря» (Праким бетолдот Исраэль ч.2).

Обосновавшись в своем родном городке Лиозно, р. Шнеур-Залман сумел не только сохранить и сплотить оставшиеся общины, но и значительно расширить движение. Вместе с тем он принял на себя все заботы о материальном обеспечении хасидов, обосновавшихся на Святой Земле, – сначала в Цфате, а затем в Тверии. Он организовал сбор средств – не только по всей Белоруссии, но даже в Литве, а также регулярную переправку денег с помощью специальных курьеров.

В этот период р. Шнеур-Залман начал работу над книгой, в которой изложил основы хасидского миропонимания. В начале ряда лет она распространялась в многочисленных рукописных копиях. В 5557 /1797/ году, когда автору исполнилось пятьдесят два года, в типографии г. Славуты вышло в свет ее первое печатное издание, получившее название Ликутей амарим (Собрание бесед).

Эту книгу принято называть также Тания по первому ее слову. Книга составлена из нескольких самостоятельных трактатов. Последнее прижизненное издание Тании содержит три трактата. Четвертый, Игерет акодеш, был вкдючен в состав книги его сыновьями уже после кончины автора.

Первый трактат Сефер шель бейноним (Книга средних) является систематическим изложением внутренних аспектов устройства мира, цели его творения и служения человека Б-гу. В трактатах Шаар аихуд веэмуна (Врата единства и веры), Игерет атшува (Послание о раскаянии) и Игерет акодеш (Святое послание) некоторые центральные идеи Книги средних получили более подробное разъяснение.

Книга Тания столь всеохватна и, вместе с тем, столь лаконична, что ее с почтением называют «Письменной Торой хасидизма Хапбад». Хабад – аббревиатура слов, обозначающих три высшие функции разума: хохма (мудрость), бина (понимание) и даат (познание). В своем учении р. Шнеур-Залман стремился соединить неоспоримые достоинства хасидизма с преимуществами литовской школы глубинного изучения Торы. По оценкам историков, к моменту выхода книги в свет у Бааль Атания (автора Тании) были уже десятки тысяч последователей (Гдолей адорот).

Осенью 5558 /1797/ года борьба между хасидами и их противниками вновь обострилась – в пылу сражения обе стороны вышли далеко за пределы этических норм. Девятнадцатого тишрея, в день, когда скончался Виленский Гаон, хасиды наняли музыкантов и допозна плясали, предвкушая скорую победу над обезглавленным лагерем миснагдим. В ответ последователи Гаона под звуки шофара объявили во всех виленских синагогах, что хасиды не только «отлучаются и отвергаются от еврейской общины, но и вовсе не признаются сыновьями Израиля». Некоторые литовские раввины, чувствуя, что не могут собственными силами справиться с влиянием р. Шнеура-Залмана, попытались устранить его с помощью российских властей. В Санкт-Петербург был направлен донос, в котором сообщалось  о «вредных для государства поступках руководителя каролинской секты Залмана Боруховича».

Осенью 5559 /1798/ года, год спустя после смерти Виленского Гаона, р. Шнеур-Залман был арестован – вместе с двадцатью двумя своими «сообщниками».

Заковав в кандалы, «под крепким караулом» его отвезли из Лиозно в Витебск, а оттуда на почтовой карете отправили в Санкт-Петербург. На период следствия его поместили в каземате Петропавловской крепости. Допросы проходили в Тайной канцелярии, на них присутствовали сенаторы и другие  сановники высокого ранга. Р. Шнеура-Залмана обвиняли в нелегальной переправке денег в Турцию – ведь Палестина была частью Османской империи, находящейся во враждебных отношениях с Россией. Его также подозревали в шпионаже в пользу Наполеона.

Тем временем хасидам удалось собрать крупную сумму денег – около шестидесяти тысяч рублей. С этой суммой их ходатаи поспешили в Санкт-Петербург. Вскоре следствие было свернуто, император Павел I повелел освободить р. Шнеур-Залмана и других арестованных хасидов, сохранив за ними, тем не менее, «строгое наблюдение».

Девятнадцатое кислева – дату освобождения Алтер Ребе из Петропавловской крепости – последователи Хабада до сих пор ежегодно празднуют, называя этот день «хасидским Новым Голом».

Два года спустя, в месяце кислев 5561 /1801/ года, вследствие нового доноса, поступившего от противников хасидизма, р. Шнеур-Залман был вторично арестован и привезен в Петербург – на допросы в Тайную канцелярию.

В письменном ответе следователям он заявил: «Помощь мне может прийти только от государя… он поймет, что я не виновен, и освободит меня из темницы».

И действительно, весной 5561 /1801/ года произошел государственный переворот – новый император Александр I сразу упразднил Тайную канцелярию, все ее дела были пересмотрены, и р. Шнеур-Залман окончательно освобожден.

Возвратившись после второго ареста, р. Шнеур-Залман поселился в местечке Ляды, около Могилева. Тысячи хасидов приезжали к Алтер Ребе (Старому наставнику), чтобы слушать слова Торы из его уст.

Его беседы, посвященные толкованию недельных глав Пятикнижия, собраны в две книг: Тора ор (Тора – свет) и Ликутей Тора (Собрание бесед по Торе). Эти толкования были записаны его сыном р. Довом-Бером из Любавичей (Миттлер Ребе; см.) и внуком р. Менахем-Мендлем из Любавичей (Цемах Цедеком; см.), однако Алтер Ребе сам просматривал их записи и вносил в них поправки.

Многие его уроки, законспектированные учениками, включены в сборник Маамрей Адмор Азакен (Изречения Старого наставника).

В среде хасидов Хабада сохранились мелодии, которые напевал р. Шнеур-Залман  в их кругу. Особенно известностью пользуется проникновенная мелодия, называемая Дем Ребе нигун ( Напев Ребе).

Летом 5572 /1812/ года, когда полчища Наполеона переправились через Неман и без боя вошли в Вильно, р. Шнеур-Залман решительно встал на сторону Российского государства.

«Если победит Бонапарт, – писал он, – положение евреев улучшится и богатство их возрастет, но зато сердца их отдалятся от Б-га».

Р. Шнеур-Залман убеждал своих последователей помогать российской армии и жертвовать на нужды войны. Он сам рассылал разведчиков для сбора сведений. А когда французы подошли к Лядам, шестидесятилетний мудрец отправился со своей семьей вслед за отступающей русской армией.

«Мы претерпели много страданий от холода и недостатка провизии, – вспоминал его сын р. Дов-Бер. – В селах нас всюду встречали насмешками и бранью… Испытания и горести изнурили отца… Проболев пять дней, он скончался на исходе шабата, в двадцать четвертый день месяца тевет. Его останки мы отвезли в город Гадяч Полтавской губернии и там предали земле».

Р. Шнеур-Залман из Ляд, Алтер Ребе, умер после пятимесячных скитаний по России двадцать четвертого тевета 5573 /1813/ года.

Во главе движения Хабад его сменил сын р. Дов-Бер из Любавичей.

Книга Тания выдержала множество изданий и была переведена на идиш, а также на английский, французский, итальянский, русский и арабский языки.

Раби Яаков-Ицхак бар Авраам-Элиэзер Гурвиц (Хозе из Люблина; 5505-5575 /1745-1815/ гг.) – выдающийся хасидский наставник, духовный лидер общин Польши.

Прямой потомок знаменитого кабалиста и праведника р. Йешаи Гурвица (Шла Акадош; см.), автора книги Шней лухот абрит (Две скрижали завета).

Родился в небольшом местечке возле г. Люблина.

В юности учился у Магида из Межерича (см.), однако основным его наставником был р. Элимелех из Лиженска (см.). Предание рассказывает, чтобы приучить себя к сосредоточенности, он в течение семи лет обучения не открывал глаз – кроме времени молитвы и занятий Торой.

После женитьбы учился также у р. Мешулама-Зюши из Аннополя (см.), р. Шемуэля-Шмелке из Никольсбурга (см.) и р. Леви-Ицхака из Бердичева.

Р. Леви-Ицхак из Бердичева оказал на него столь глубокое влияние, что на протяжении пятнадцати лет р. Яаков-Ицхак посвящал час в день особой молитве, в которой благодарил Создателя за то, что Он направил в этот мир великую и святую душу бердичевского раввина (Гдолей адорот).

Около 5555 /1795/ года, по завершении периода ученичества, р. Яаков-Ицхак стал главой хасидской общины Люблина.

Он обладал редкостным даром ясновидения, и хасиды называли его Хозе (Провидец). Предание свидетельствует, что когда он смотрел на человека, он видел всю историю его души, начиная от Адама, –  он знал, сколько перевоплощений пережила эта душа и что с ней происходило во время каждого из них, в чем она согрешила и в чем раскаялась, какую заповедь преступила, а в какой устояла.

Дар ясновидения позволял ему глубоко проникать в души учеников и благополучно воздействовать на них. «Когда к нему приходил хасид, – рассказывал один из учеников, – он доставал из него душу, очищал ее от всякой ржавчины и налета, а затем возвращал обратно такой, какой она была в час рождения».

У Хозе из Люблина было более ста двадцати выдающихся учеников, многие из которых стали духовными лидерами следующего поколения хасидов Галиции и Польши. Среди них особенно прославились р. Давид из Лелова (см.), р. Александр-Сендер из Комарно (см.), р. Яаков-Ицхак из Пшисхи (Аид Акадош; см.) и р. Сар-Шалом из Белза (см.), ставшие основателями важных хасидских «дворов».

Подобно своему наставнику р. Элимелеху из Лиженска, в работе с учениками Хозе обращал особое внимание на серьезное и систематическое изучение законов Торы. Увидев, что один хасид все время пребывает в состоянии глубокого созерцания и вообще не занимается изучением Торы, Хозе сказал; уж лучше отказаться от созерцания, но не оставить учения – ведь, по утверждению мудрецов, сам Б-г говорит: «Лучше уж оставьте Меня, но только храните Мою Тору» (Иерусалимский Талмуд, Хагига 1:7).

Хозе утверждал, что если еврей не изучает Тору с комментариями, как минимум восемь часов в день, он не в состоянии ощутить вкуса богобоязненности (Гдолей адорот).

Дом Хозе был всегда открыт для неимущих и странников, и он сам старался обслуживать всех гостей.

Однажды бедняк, которого он сытно накормил и напоил, спросил у него: «Ребе, я понимаю, что, когда ты прислуживаешь мне за столом, ты выполняешь заповедь Б-га, желающего, чтобы странника принимали, как посланца с Небес. Но почему ты сам выносишь грязную посуду на кухню, ведь вокруг тебя столько хасидов, желающих тебе услужить?». «А разве в обязанности первосвященника в Йом кипур не входило, – сказал Хозе, – выносить из Святая Святых священную утварь?!» (там же).

Силой своей молитвы Хозе стремился приблизить конечное избавление.

Хасидское предание рассказывает, что в 5572 /1812/ году, когда войска Наполеона вторглись в Россию, Хозе молился о том, чтобы эта война привела к возвращению всех евреев на Землю Израиля и к открытию Машиаха, но его просьба была отвергнута Небесами, потому что поколение не было достойно освобождения (Сарей амеа 4:9).

В праздник Симхат Тора 5575 /1814/ года Хозе тяжело заболел и полгода был прикован к постели.

Он говорил своим ученикам, что в день его смерти будут плакать и противники хасидизма.

Р. Яаков-Ицхак Гурвиц из Люблина, умер девятого ава 5575 /1815/ года, в день всенародной скорби по разрушенному Храму.

Его духовное наследие отражено в книгах Зот зикарон (Вот память) и Диврей эмет (Слова истины).

Раби Ури бар Пинхас (Сараф; умер в 5586 /1826/ г.) – один из духовных лидеров хасидизма.

Родился в местечке Янов, в семье бедного ремесленника. Учился у р. Элимелеха из Лиженска (см.).

Молитва р. Ури отличалась особой пламенностью – отсюда и прозвище Сараф (Огненный ангел), под которым он вошел в еврейскую историю. Предание рассказывает, что перед каждой молитвой он навсегда прощался со своей женой и детьми, поскольку сознавал, что в глубоком и полном слиянии с Б-гом его земная жизнь может оборваться в любой момент.

По свидетельству современников, «порой голос его молитвы разносился на несколько миль вокруг». Тысячи учеников стекались к нему, чтобы принимать участие в его молитвенных медитациях (Гдолей адорот). Его изречения были собраны в книгу Имрей кодеш (Святые речи), содержащую также и воспоминания о нем. Он призывал к гармоничному сочетанию изучения Торы и молитвенного служения – ведь «изучение Торы помогает постичь тайну подлинной молитвы, а молитва приводит к подлинному изучению Торы лишма (т.е. ради нее самой, а не ради посторонних причин)» (Имрей кодеш 11).

Р. Ури Сараф покинул этот мир двадцать шестого элуля 5586 /1826/ года.

Наиболее выдающимся из его последователей был р. Сар-Шалом Рокеах (см.), родоначальник хасидского дома Белз.

Раби Нахман бар Симха из Бреслава (5532-5573 /1772-1810/ гг.) – выдающийся праведник, основатель течения Бреслав в хасидизме.

Правнук р. Исраэля Бааль-Шем-Това (Бешт; см.).

Родился первого нисана 5532 /1772/ года в Меджибоже – украинском городке, ставшем родиной хасидизма. Его отец р. Симха, был сыном ближайшего ученика Бешта р. Нахмана из Городенки (см.) – новорожденный получил свое имя в память об этом деде.

Мать Нахмана, ребецин Фейга, была дочерью Адели, единственной дочери Бешта. Родными братьями ребецин Фейги были выдающиеся хасидские наставники р. Моше-Хаим-Эфраим из Сиделкова (Дегель махане Эфраим см.) и р. Барух из Меджибожа (см.).

Еще ребенком Нахман посвятил себя служению Всевышнему.

Начиная с шести лет, по ночам он часто прибегал на могилу Бешта в Меджибоже и просил, чтобы прадед «помог ему приблизиться к Всевышнему». На обратном пути он «тайком, среди ночи» окунался в микву – и даже зимой, когда мороз был очень силен» (Шивхей Аран 20).

Углубленно изучал Танах и Талмуд с комментариями.

По позднейшему свидетельству самого р. Нахмана, все учение давалось ему ценой тяжкого труда – вначале он «не понимал смысла изучаемого и плакал перед Всевышним, чтобы Тот открыл ему глаза… и лишь после многих слез удостоился понимания» (там же 8). Сразу после своей бар-мицвы р. Нахман женился на дочери богача р. Эфраима из Гусятина. В течение пяти лет молодая семья жила в доме тестя, принявшего на себя все заботы о ее пропитании.

После женитьбы р. Нахман посвятил себя напряженной духовной работе: он стремился обуздать свои желания и подчинить их сознательному контролю. По его собственному признанию, «все свои вожделения» он «перевел в страсть к еде, …и поначалу ел очень много, гораздо больше других» (там же 16). Но затем он «стал постепенно ослаблять в себе влечение к еде, приучая и принуждая себя, есть меньше, чем раньше». И как только он привыкал к новой норме, он «начинал есть еще меньше, и так далее» (там же 21). В этот период он «проводил много постов и несколько раз постился всю неделю – от шабата до шабата».  Были случаи, когда он «постился по два недельных поста подряд – и проводил по восемнадцать недельных постов в год» (там же 9.)

Постепенно он сумел «подчинить себе телесное начало и полностью искоренил в себе влечение к еде»: он обнаружил, что более не нуждается в какой-либо пище как источнике жизненных сил» – и тогда он принудил себя вновь что-то есть, и с тех пор ел понемногу», но уже «в святости, без всякого вожделения» (там же 21).

Каждый шаг на этом пути «давался ему ценой изнурительного труда, большими усилиями и полной самоотверженностью» (там же 5). Впоследствии р. Нахман рассказывал одному из своих сподвижников, что ему «удалось все преодолеть лишь благодаря одной хитрости: он каждый день заставлял себя думать, что ему предстоит только этот единственный день – …а на один-единственный день человек может принять на себя очень многое». А когда начинался следующий день, он «вновь принимал на себя заботы только одного дня, – не задумываясь о завтрашнем дне или будущих днях вместе» (там же 14).

Самой главной его духовной работой было самоотверженное молитвенное служение.

На долгие часы р. Нахман «уединялся в каком-либо месте, где не было посторонних», – чаще всего в лесу или на берегу реки – «и изливал душу перед Всевышним на том языке, на котором обычно говорили между собой (т.е. на идиш)». Он «молился на свой лад и обычно говорил со Всевышним так, как подсказывало ему сердце, – обращаясь к Творцу со всем, что было у него на душе». По признанию самого р. Нахмана, эти искренние беседы с Б-гом «были самым главным, что помогло ему достичь того, чего он достиг» (там же 10-13).

Стремясь уберечься от гордыни и мирских почестей, р. Нахман хранил всю свою напряженную духовную работу в тайне.

Он «прибегал ко многим хитростям, чтобы скрыть от глаз людей все посты, которые проводил». Про его многочисленные посты «не знали ни отец, ни мать, ни кто-либо из близких – одна лишь его жена знала об этом, но он заставил ее поклясться, что она не откроет этого никому» (там же 19). И все, что «было связано со служением Б-гу, – он делал очень скрытно, а как только выходил на улицу, умышленно предавался всяческим ребяческим проделкам, играм и беготне, так что никому и в голову не могло придти, что он стремится приблизиться к подлинному служению Б-гу» (там же 13).

И, несмотря на то, что основная часть его духовной работы была скрыта, уже к шестнадцати годам у него были ученики и последователи.

В 5550 /1790/ году восемнадцатилетний р. Нахман поселился с семьей в местечке Медведевка, недалеко от г. Киева, – и здесь он был окружен многочисленными хасидами. Уже к этому времени, пройдя сложный путь духовной работы, р. Нахман «удостоился подняться на высочайшую ступень святости, самоотречения и близости к Б-гу – на ступень, доступную лишь немногим» (Седер анисия 33).

В дни праздника Песах 5558 /1798/ года  он принял решение посетить Землю Израиля. Продав все свое имущество, он собрал необходимые на дорогу деньги и уже спустя месяц, восемнадцатого ияра, в Лаг баомер, покинул Медведевку, сопровождаемый одним из ближайших учеников. Добравшись до г. Николаева, они переправились на корабле в Одессу, а оттуда – в Стамбул.

В Стамбуле им пришлось задержаться в связи с начавшейся войной между Турцией и наполеоновской Францией, «община Стамбула приняла решение не позволять никому из евреев  …отправляться куда-то морским путем» – ведь в период военных действий, когда «французский флот уже вышел в море», любое путешествие было бы смертельно опасным (там же 14). И в пути, и во время вынужденной стоянки р. Нахман запретил своему спутнику рассказывать кому-либо о том, что он правнук Бешта и один из ведущих хасидских лидеров.  «В Стамбуле он проделывал всевозможные ребяческие поступки, ходил по улицам босиком, без пояса и без шапки, в одной кипе, носился по базару с подростками, играл в войну: одни представляли Францию, другие – противную сторону, вели боевые действия по всем правилам военной стратегии и тактики» (там же 12). Наконец, уже осенью, им удалось отплыть на Святую Землю, но турецкие власти не позволили р. Нахману сойти в порту Яфо – так как «по виду его одежды и по непривычным для тех мест длинным пейсам …они приняли его за французского шпиона». За два дня до Рош ашана судно отплыло из Яфо на север и в канун праздника «бросило якорь» в Хайфе, напротив горы Кармель». Здесь р. Нахман, наконец, «ступил на Святую Землю» (там же 15).

Большую часть зимы 5559 /1799/ года р. Нахман провел в хасидской общине г. Тверии, возглавляемой р. Авраамом из Калиска (см.), учеником Магида из Межерича.

Много лет спустя р. Нахман говорил, что из всех встречаемых им в жизни праведников «совершенством обладал лишь святой цадик из Калиска» (там же 18).

Находясь на Земле Израиля, р. Нахману удалось подняться на принципиально новый, прежде недоступный для него уровень постижения Торы.

В Тверии он «каждый день записывал открытия, сделанные им в Торе». Он говорил, что «расстояние между изучением Торы вне Земли Израиля и Торой, открывшейся на ней, подобно расстоянию между землей и небом» (там же 30).

После того, как в Тверии вспыхнула эпидемия, р. Нахман и его спутник перебрались в Цфат, а затем проникли в порт Акко, осажденный войсками Наполеона. На турецком военном корабле они добрались до острова Родос, где провели праздник Песах.

Вскоре после праздника Шавуот 5559 /1799/ года р. Нахман возвратился к семье в Медведевку. Год спустя он переехал в местечко Златополь, а начиная с месяца элуль 5562 /1872/ года, обосновался в городке Бреслав (Брацлав), расположенном в Подольской губернии между городами Немиров и Тульчин, на берегу Южного Буга. Р. Нахман возвратился из Земли Израиля совершенно преображенным.

«Подлинное постижение чудес Торы и ее грозных пророчеств началось для меня после посещения Земли Израиля, – говорил р. Нахман ученикам, – до такой степени, что теперь, я стыжусь своего прежнего понимания» (Гдолей Русия). Он потребовал, чтобы ученики никогда не записывали его прежних высказываний и не публиковали открытий, сделанных им до поездки в Землю Израиля (Сихот Моаран 173).

В бреславский период р. Нахман в наибольшей степени приблизился к духовному совершенству.

Р. Натан Штернгарц (см.), ставший его ближайшим учеником в Бреславе, свидетельствовал, что р. Нахман «был абсолютно свободным от всех страстей и дурных качеств, и тени их не осталось в нем, – он достиг высочайшей из духовных ступеней» (Шивхей Аран 25). «Вся Тора, во всей своей полноте, ясно запечатлелась в его памяти и постоянно была на его устах, – вспоминал р. Натан Штернгарц. – Содержание всех священных еврейских книг было доступно его внутреннему взору: во всякое время он мог извлечь из них все, что было необходимо в данный момент, – как будто эти книги всегда лежали перед его глазами, раскрытыми на нужной странице» (там же 7). И, тем не менее, в своем постижении Торы он каждый раз «начинал все заново, как бы забывая о том, что уже постиг раньше, – он всегда был подобен новичку, делающему только первые шаги на пути к еврейству». Он говорил своим ученикам, «что «цель познания заключается в том, чтобы придти к пониманию своего незнания в отношении знания более высокого порядка – и так далее, без конца» (Седер анесия 32-35).

Благодаря присутствию р. Нахмана, Бреслав стал одним из значительных центров хасидского движения. Его последователи со всех концов Украины приезжали к нему на основные праздники, шесть раз в год, – однако самые многолюдные сборы проводились в праздник Шавуот, в ханукальный шабат и, особенно, в Рош ашана (Гдолей Русия). Р. Нахман говорил своим хасидам, что в другие дни года он не в состоянии помочь им так, как в Рош ашана, – ведь, по словам мудрецов Талмуда, в первый день нового года определяется все, что произойдет до самого конца года (Хаей Моаран 406). «Моя духовная сущность полностью проявляется именно в Рош ашана», – часто повторял он (там же 403).

И своих последователей р. Нахман учил искренней и чистой молитве: «Следует молиться подобно ребенку, упрашивающего отца: «Папа, прости меня!», – говорил р. Нахман (Гдолей адорот). Он стремился приучить хасидов «к разговору с Творцом на своем обычном языке, идише» (Шивхей Аран 27), он учил их «разговаривать с Б-гом, как с близким другом, ничего не утаивая: обсуждать с Ним все, что происходит в жизни, признаваться в прегрешениях и заблуждениях, рассказывать о своих бедах, тяготах и невзгодах, просить Его о помощи, спорить с Ним и требовать от Него». «Восклицайте, кричите, тяжело вздыхайте и плачьте» – призывал р. Нахман молящихся (Ликутей Моаран 11:95-101).

Он убеждал своих учеников, что в любой жизненной ситуации «не следует лишаться надежды» и «отчаиваться нельзя». Р. Нахман сравнивал человеческую жизнь с очень узким мостом над бездонной пропастью. «Человек должен пройти по очень узкому мосту, – говорил он, – и самое главное для него совсем не бояться». А чтобы не бояться, человеку следует целиком сосредоточиться на том, что он делает «здесь и сейчас» – так, чтобы в его сознании просто не осталось места для пустых страхов.

«Основное правило служения Всевышнему, – говорил р. Нахман, – заключается в том, чтобы всем своим существом пребывать в сегодняшнем дне и думать именно о настоящем моменте. …Все, что есть у человека – это один день и один миг: «Завтра – это уже совершенно иная Вселенная» (Ликутей Моаран 1:27).

«Служение Всевышнему, – учил он, – должно совершаться в радости, подобно танцу» (Гдолей адорот). «Величайшая заповедь – всегда быть радостным» – утверждал р. Нахман. По его мнению, «каждый человек, живущий на свете, в состоянии достигнуть высочайшей из духовных ступеней – ведь все зависит только от свободного выбора человека, от того, захочет ли он, исполнившись состраданием к самому себе, рассудить с полной ясностью, что именно является для него истинным добром» (Шивхей Аран 26).

Духовное наследие р. Нахмана представлено в ряде книг. На протяжении всей своей жизни он много писал, но, как правило, сжигал свои рукописи. Из написанного им сохранилась только Сефер амидот (Книга духовных качеств), содержащая краткие размышления на различные этические темы.

В книге Ликутей Моаран (Собрание изречений нашего наставника р. Нахмана) собраны его изречения, записанные учениками. Эти записи были просмотрены и отредактированы самым р. Нахманом. Некоторые фрагменты этой книги основываются на его черновых заметках, сделанных для памяти.

Первая часть книги вышла при жизни р. Нахмана, а вторая – уже после его кончины. Эта книга стала основополагающим его трудом для бреславских хасидов. В книге Сипурей маасиет (Повести) представлены сказочные истории, которые р. Нахман рассказывал  своим хасидам на языке идиш – преимущественно в последние годы жизни.

Эта книга вышла в свет уже после смерти р. Нахмана. Большинство историй было записано р. Натаном Штернгарцем со слов самого рассказчика, некоторые сказки были пересказаны ему другими учениками. Он перевел все истории на иврит и в соответствии с волей самого р. Нахмана, книга издавалась, как правило, с параллельным переводом: вверху – текст на иврите, а под ним – на идиш.

«Знай, что каждое слово в этой книге – Святая Святых, так как заключает в себе тайны Торы, – писал р. Натан Штернгарц в предисловии к первому изданию. – Упаси Б-г отнестись к этим историям как к обычным сказкам! … Эти истории обладают чудесным свойством: они способны пробудить душу от сна, чтобы человек, не дай Б-г, не проспал всю свою жизнь».

Многочисленные высказывания р. Нахмана приведены также в книгах, рассказывающих о его жизни и взглядах; Сихот аран (Беседы р. Нахмана), Шивхей аран (Прославление р. Нахмана) и Хаей Моаран (Жизнь нашего наставника р. Нахмана).

В Бреславе, ставшем для него местом самой плодотворной деятельности, р. Нахман пережил и самые тяжелые потери.

В 5566 /1806/ году умер от туберкулеза его двухлетний сын, а затем и другой сын, на которого р. Нахман возлагал особенные надежды, видя в нем свое духовное продолжение. Через год от чахотки умерла жена р. Нахмана. Он сам также заразился туберкулезом и в течение трех лет боролся с болезнью. В 5570 /1810/ году сгорел дотла его дом, и смертельно больной р. Нахман провел ночь на улице.

В месяце ияр 5570 /1610/ года, вскоре после пожара, р. Нахман переехал в Умань, зная, что ему суждено умереть именно в этом городе.

Еще в 5562 /1802/ году по пути из Златополя в Бреслав, р. Нахман провел несколько дней в Умани. Он побывал на еврейском кладбище, где были  похоронены тысячи жертв массовой резни, устроенной в 5528 /1768/ году украинскими повстанцами-гайдамаками. Тогда, ворвавшись в город, гайдамаки установили крест и предложили евреям выбор: креститься или погибнуть. Вся община, более двадцати тысяч евреев, предпочла погибнуть, освятив Имя Б-га. Побывав на этом кладбище, р. Нахман завещал, чтобы его похоронили среди могил мучеников. «Души умерших за веру уже ждут меня» – повторял он.

На Рош ашана 5571 /1810/ году к р. Нахману в Умань собралось несколько сот хасидов. Он умер восемнадцатого тишрея 5571 /1810/ года, на второй холь-амоэд праздника Сукот, – в возрасте тридцати восьми лет. Похоронен в Умани, на старом еврейском кладбище.

После его смерти руководство учениками перешло к р. Натану Штернгарцу, который, однако, отказался занять место учителя, заявив, что главой движения по-прежнему остается р. Нахман. Благодаря организованной деятельности р. Натана, хасиды продолжали ежегодно, в праздник Рош ашана, собираться на могиле р. Нахмана, – и с каждым годом эти собрания становились все более многолюдными. В последние годы съезжались хасиды не только со всей Украины и Польши, но также из Земли Израиля, где также начала складываться значительная бреславская община. После 5677 /1917/ года, когда  границы России оказались закрытыми, ежегодные собрания бреславских хасидов стали проводиться в польском городе Люблине и в Йерушалаиме.

В 5701 /1941/ году нацисты захватили Умань, разрушили кладбище, а после войны советские власти отдали весь район под застройку. Однако оставшимся в городе религиозным евреям удалось определить место, где находилась могила р. Нахмана. Один из них, купив этот участок, построил на нем свой дом, так что могила оказалась спрятанной за оградой его двора. После отъезда владельца в Израиль дом и двор перешли во владение нееврейской семьи. В 5748 /1988/ году, с падением «железного занавеса», паломничество хасидов к этой могиле возобновилось (Умань, Рош ашана с. 37-47). В последние десятилетия наиболее крупные центры бреславского движения сложились на Земле Израиля – в Йерушалаиме, Бней-Браке и Цфате, а также в США – в Нью-Йорке и Лос-Анжелесе.

Раби Дов-Бер бар Шнеур-Зальман из Любавичей (Миттлер Ребе; 5534-5588 /1773-1827/ гг.) – духовный лидер движения Хабад.

Родился девятого кислева 5534 /1773/ года в Белорусском городе Лиозно, южнее Витебска. Первенец в семье р. Шнеур-Залмана из Ляд (Алтер Ребе; см.), основателя движения Хабад.

Был назван в честь наставника отца – р. Дова-Бера (Магида из Межерича), умершего за год до его рождения, девятнадцатого кислева 5533 /1772/ года.

Изучал Тору – и ее законодательные разделы, и кабалу – под руководством отца.

В 5572 /1812/ году, когда войска Наполеона ворвались в Россию, р. Дов-Бер вместе с отцом последовал за отступающей русской армией.

«Праздник Рош ашана застал нас в Троице-Сергиеве, – вспоминал р. Дов-Бер. – …Мы претерпели много страданий от холода и недостатка провизии, питались хлебом грубого помола с водой. …В селах нас всюду встречали насмешками и бранью». После пятимесячных скитаний они достигли Курской губернии. Здесь в селе Пены возле г.  Сумы, р. Шнеур-Залман заболел и скончался». Р. Дов-Бер похоронил отца на ближайшем еврейском кладбище, в г. Гадяч, севернее Полтавы.

Возвратившись в Белоруссию после войны р. Дов-Бер поселился в городке Любавичи и сменил отца во главе движения Хабад.

Когда по настоянию Российских властей каждый еврей должен был зарегистрироваться под определенной фамилией, р. Дов-Бер избрал для своей семьи фамилии. Шнеури – в честь отца (его потомки изменили эту фамилию на Шнеерсон).

Р Дов-Бер написал множество книг, развивающих идеи Хабад. В Любавичах, ставших новым центром движения, он основал первую хабадскую ешиву, которую возглавил его зять, внук Алтер Ребе р. Менахем-Мендл из Любавичей (Цемах Цедек; см.).

Р Дов-Бер поддерживал постоянную связь с последователями Алтер Ребе на Земле Израиля. В 5585 /1825/ году, следуя его совету, хабадская община перебралась из Цфата в Хеврон. Воспользовавшись услугой посредников, р. Дов-Бер приобрел в Хевроне участок земли для своей семьи, намереваясь впоследствии совершить алию на Святую Землю.

В том же 5581 /1825/ году он тяжело заболел и по рекомендации  врачей отправился на лечение в курортный город Карлсбад.

Летом 5587 /1827/ года р. Дов-Бер посетил могилу отца. На обратном пути в г. Нежине, он слег в постель.

Р. Дов-Бер из Любавичей умер в Нежине девятого кислева 5588 /1827/ года – в тот же день года, что и родился. Во главе движения Хабад его сменил р. Менахем-Мендл из Любавичей, прозванный Цемах Цедек.

В последующих поколениях р. Дова-Бера стали называть Миттлер Ребе (Средний Ребе, на иврите Адмор Аэмцаи), имея в виду его связующую роль в передаче хабадской традиции – от Алтер Ребе к Цемах Цедеку.

Раби Хаим бар Ицхак из Воложина (р. Хаим Воложинер; 5509-5581 /1749-1821/ гг.) – ближайший ученик Виленского Гаона (см.); основатель Воложинской ешивы, «матери литовских ешив».

 Родился в белорусском городке Воложине седьмого сивана 5509 /1749/ года, на второй день праздника Шавуот.

В тот же день в Вильно принял мученическую смерть на костре праведный гер р. Авраам бен Авраам – граф Потоцкий (Гдолей адорот).

Рассказывают, что в тот час, когда р. Хаиму предстояло появиться на свет, в их доме, богатом книгами, занимался законоучитель р. Арье-Лейб Гинзбург (Шаагат арье; см.). И хотя роженица Ривка испытывала нестерпимую боль, из ее уст не вырвалось ни одного стона – она сдерживалась, чтобы не отвлекать мудреца от его размышлений. Узнав о такой самоотверженности, проявленной ради Торы, р. Арье-Лейб благословил роженицу, пожелав, чтобы родившийся сын стал великим знатоком Торы (там же).

В детстве и юности Хаим учился у р. Арье-Лейба Гинзбурга, ставшего главным раввином Воложина и открывшего там ешиву.

В 5528 /1768/ году девятнадцатилетний р. Хаим познакомился с Виленским Гаоном и стал одним из его первых учеников.

Он перенял от Гаона умение упорно трудиться  на пути познания Торы. Однажды он пожаловался Гаону на то, что углубленно изучив раздел Талмуда Моэд (Праздники) уже двадцать раз, он все-таки не чувствует себя эрудитом в этом разделе. «За двадцать повторений ты бы хотел стать эрудитом?!» – изумился Гаон. «Сколько же раз нужно повторить?» – спросил р. Хаим. «Человек обязан повторять изученное сто один раз, – ответил Гаон, – а затем повторять бесчисленное количество раз, все дни своей жизни» (Сарей амеа 2:2).

В возрасте двадцати пяти лет р. Хаим стал раввином г. Воложина, однако три-четыре раза в году по-прежнему навещал Гаона и каждый раз оставался у него в течение месяца. Как правило, р. Хаим привозил с собой длинный перечень проблем, с которыми он сталкивался при самостоятельном изучении Торы, – и Гаон помогал ему находить их верное решение (Р. Дов Элиах, Агаон с. 153-154).  

После смерти Вмленского Гаона, последовавшей в 5558 /1797/ году, р. Хаим стал общепризнанным духовным лидером литовского еврейства.

Седьмого тишрея 5563 /1802/ года р. Хаим объявил о создании ешивы в Воложине. В этой ешиве он стремился воплотить методы преподавания в изучении Торы, воспринятые им от Гаона.

Первоначально в его ешиве занималось около десятка юношей из самого Воложина, но постепенно число учеников возросло до двухсот – они прибывали со всех концов Белоруссии и Литвы.

Р. Хаим принял на себя все заботы об учениках, предоставив им возможность целиком сосредоточиться на занятиях. На собранные пожертвования было построено особое здание, где  учащиеся оставались и на ночь. Р. Хаим отменил обычный порядок, при котором ешиботники столовались у жителей города, и устроил в ешиве специальную комнату для еды (Гдолей адорот).

Р. Хаим построил расписание занятий в ешиве так, что они не прерывались ни на минуту в течение суток.

Ночь он разделил на несколько смен, и когда одна из них уходила спать, другая приступала к занятиям. Так происходило даже в ночи праздников и шабатов, и только на исходе Йом кипура р. Хаим предоставлял возможность всем ученикам отдохнуть, – и тогда он оставался в учебном зале один и занимался до глубокой ночи, пока кто-нибудь не сменял его. Объясняя свой подход к режиму занятий, р. Хаим писал: «Если бы, не дай Б-г, случилось так, что весь избранный народ прервал занятия святой Торой хотя бы на одно мгновение, то в тот же миг Вселенная перестала бы существовать и все миры постигла конечная катастрофа. И даже один человек из народа Израиля, бескорыстно занимающийся нашей святой Торой, обладает силой, позволяющей поддерживать существование всех миров и всего Творения» (Нефеш ахаим 4:25).

В 5568 /1808/ году по инициативе р. Хаима в Землю Израиля переселилась группа последователей Виленского Гаона, возглавляемая р. Менахемом-Менделем из Шклова (см.), а спустя год – вторая группа, руководимая р. Сеадьей из Вильно (см.) и р. Исраэлем из Шклова (см.).

Именно р. Хаим, организовавший материальную поддержку этих переселенцев, побудил их приобрести участок пахотной земли и виноградники, чтобы выполнять заповеди, связанные с сельскохозяйственным трудом на Земле Израиля (Сарей амеа 6:11).

Р. Хаим попросил их придерживаться порядка молитв, принятого сефардами и хасидами, чтобы не вносить раскола в еврейскую общину Святой Земли (там же 2:20).

В отличие от Виленского Гаона, р. Хаим Воложинер избегал прямой конфронтации с хасидами, стремясь к достижению взаимопонимания.

И если Гаон наотрез отказывался от встреч с хасидскими лидерами, то р. Хаим сам посетил выдающегося хасидского наставника р. Исраэля Гофщтейна (Магида из Кожниц; см.) и беседовал с ним в течение целого дня (Сарей амеа 3:16). В воложинской ешиве учились дети из хасидских семей, и р. Хаим не требовал от них, чтобы они изменяли своим обычаям и традициям (там же 2:20).

В то же время р. Хаим остро полемизировал с ошибочными с его точки зрения, установками хасидизма. «Самая дурная из болезней, – писал он, – полагать, что занятия Торой, не сопровождаемые достижением состояния близости к Б-гу, не приносят никакой пользы и вообще ничего не стоят. Оказавшись в плену подобных воззрений, люди видят, что они еще не достигли такого высочайшего уровня и не могут изучать Тору в постоянной близости к Б-гу, – и поэтому  вообще бросают занятия» (Нефеш ахаим 4:1). Р. Хаим образно пояснял: «Невозможно подняться по лестнице, ведущей к вершине, не поставив ног на ее первые ступени. Об этом в Талмуде сказано (Песахим 50б): «Человеку следует заниматься Торой и заповедями даже в том случае, если он делает это не бескорыстно (т.е. ради достижения славы, почестей или по другим сторонним мотивам)». На первых порах от человека требуется только, чтобы он учился постоянно и непрерывно, днями и ночами… и тогда он получит возможность подняться с первых ступеней лестницы  на высокую ступень бескорыстного изучения Торы» (Нефеш ахаим).

Р. Хаим Воложинер был одним из самых авторитетных законоучителей поколения – к нему обращались со спорными вопросами из многих общин всего еврейского мира.

Однако большинство его респонсов погибло в большом пожаре, охватившем Воложино в 5575 /1815/ году. Сохранившиеся респонсы и алахические решения собраны в книгу Хут амешулаш (Тройная нить).

Р. Хаим постоянно поддерживал связь с Советом еврейских представителей, созданным в Санкт-Петербурге по «высочайшему повелению» императора Александра I.

Без совета и благословения, полученного от р. Хаима, руководитель этой депутации Зундель Зонненберг не предпринимал никаких серьезных шагов. В 5578 /1818/ году р. Хаим сам приехал в Санкт-Петербург, чтобы через еврейских представителей воспрепятствовать планам правительства по русификации и «христианизации» еврейского населения. Благодаря его энергии и настойчивости, осуществление проекта, связанного с «просвещением» евреев, было отложено на неопределенное время (Сарей амеа 2:25).

Уже став общепризнанным главой поколения, р. Хаим никогда не указывал в своих письмах и респонсах, что он главный раввин и руководитель знаменитой ешивы, – до последних лет жизни он подписывался просто: «Хаим, уроженец Воложина» или «Хаим, меламед из Воложина» (Сарей амеа 2:21).

В годы старости р. Хаим передал преподавание в ешиве своему сыну и ближайшему ученику р. Ицхаку (р. Ицеле из Воложина; см.). Однако порой он тайком приходил в лекционный зал и, укрывшись за печкой, со сладостным отцовским волнением слушал увлекательные уроки сына (там же 4:1).

Р. Хаим умер в Воложине четырнадцатого сивана 5581 /1821/ года, в возрасте семидесяти двух лет.

Перед смертью он завещал сыну продолжить два главных дела своей жизни: сохранить воложинскую ешиву и опубликовать книгу Нефеш ахаим (Душа жизни), над которой он работал в течение многих лет.

Книга вышла в свет через три года после смерти автора, в 5584 /1824/ году. В этой книге нашла отражение кабалистическая традиция, воспринятая р. Хаимом от Виленкого Гаона. Р. Хаим формулирует фундаментальные законы, определяющие взаимозависимость «макромира» и «микромира» – Вселенной и человека. Выполняя волю Всевышнего, отраженную в его Торе, человек «добавляет Небесам силы» и способствует воплощению Б-жественного плана Творения. Вместе с тем, совершая преступления, человек «ослабляет силу Небес» и провоцирует катастрофические процессы, разрушающие Вселенную. По мысли р. Хаима, «Иерусалимский Храм разрушили, в сущности, не Невухаднецар и Тит», но сами евреи: своими грехами они «осквернили Высший Храм» в духовных мирах – и лишь, поэтому чужеземцы получили возможность разрушить «нижний Храм», сложенный из каменных глыб и бревен. «Человек является движущей силой и живой душой и высших, и нижних миров, – утверждал р. Хаим, – ибо все они управляются в соответствии с его поступками, как объяснено выше» (Нефеш ахаим 1:4).

По словам р. Хаима, именно «человек служит основной обителью Шехины на Земле: ведь, если человек освящает себя выполнением всех заповедей, – он сам становится Храмом в буквальном смысле этого слова, и в нем пребывает Б-г» (там же).

Сходный круг идей был отражен и в книге Руах хаим (Дыхание жизни), составленной на основе уроков по трактату Авот (Наставления отцов), данных р. Хаимом в ешиве. Открывая своим слушателям глубочайшие тайны кабалы, р. Хаим в то же время подчеркивал, что между современной и общедоступной частями Торы не существует жесткой границы: «Все секреты и тайны Торы, на самом деле, совершенно открыты и подробно разъяснены в ней, но только наши глаза застланы непроницаемой пеленой – и если человек бескорыстно изучает Тору, Всевышний открывает его глаза и срывает с них слепящую пелену» (Руах хаим 6:1).

Его комментарии, относящиеся к Танаху, и притчам Талмуда, были собраны в книгу Биурей рабейну Хаим ми-Воложин (Разъяснения нашего наставника Хаима из Воложина). Воложинская ешива – любимое детище р. Хаима – стала прообразом для десятков и сотен других ешив, основанных ее выпускниками по всей Белоруссии и Литве, а затем – в далекой Америке и на Земле Израиля.

Сохранилось ошеломляющее предсказание, сообщенное р. Хаимом одному из его ближайших учеников. «Ты должен знать, сынок, что наступит время, когда духовные центры европейского еврейства будут разрушены, а ешивы искоренены. Но затем они будут восстановлены в далекой Америке, которая станет последней остановкой еврейского народа на пути к геуле (конечному избавлению)». «На пути к конечному избавлению, – разъяснял он, – Тора сменит вне Земли Израиля десять центров: Вавилон, Северная Африка, Египет, Италия, Испания, Франция, Германия, Польша, Литва и последний центр – в Америке». В течение полутора веков, из поколения в поколение, это предсказание передавалось лишь как теоретическая возможность – до тех пор, пока не разразилась вторая мировая война (Толдот бейт Воложин).

В Австро-Венгрии, Германии и Польше

Раби Акива бар Моше Гинз (р. Акива Эйгер; 5522-5598 /1761-1837/ гг.) – выдающийся законоучитель, один их духовных лидеров евреев Европы.

Происходил из старинной раввинской семьи: его дед, которого также звали р. Акива Эйгер, был учеником франкфуртского раввина р. Яакова Паперса (см.), а затем в течение многих лет возглавлял общину г. Прессбурга (Братиславы).

Акива Гинз, вошедший в еврейскую историю под фамильным прозвищем деда – Эйгер, родился в  5522 /1761/ года в австрийском городке Эйзенштадте, расположенном нижнее Вены.

Изучал Тору под руководством родителей.

Его мать, ребецин Гитл, дочь р. Акивы Эйгера-старшего, была прославлена своими познаниями в Торе – по свидетельству современников, «она была образованна, как мужчина» (Хут амешулаш).

К шести годам Акива уже завершил углубленное изучение всех шести разделов Мишны с комментариями р. Овадьи из Бартануры (см.) и принялся за Талмуд (Сарей амеа 1:21).

После бар-мицвы учился в г. Бреслау, у брата своей матери р. Биньямина-Вольфа Эйгера.

В тринадцать лет р. Акива написал свою первую книгу, посвященную анализу талмудического трактата Хулин.

В пятнадцатилетнем возрасте он уже давал уроки в ешиве.

В 5538 /1778/ году шестнадцатилетний р. Акива женился на дочери р. Ицхака Маргалита, богача из польского города Лисы. В 5540 /1780/ году он переехал в Лису – тесть предоставил молодой семье роскошный особняк с богатой библиотекой, и р. Акива со спокойной душой занимался Торой в течение еще десяти лет.

После того, как в 5550 /1790/ году в Лисе произошел большой пожар, и все имущество тестя погибло в огне, р. Акива Эйгер был принужден принять на себя заботу о пропитании семьи – он стал раввином прусского городка Маркиш-Фридланда, где создал ешиву привлекающую сотни учеников.

В 5574 /1814/ году он возглавил крупную общину города Познани, при разделе Польши вошедшего в состав Пруссии. Здесь он возродил работу своей ешивы, значительно расширив ее, – в пору расцвета в ней занималось более полутора тысяч учеников.

Р. Акива Эйгер был одним из самых авторитетных законоучителей своего поколения – из многих общин Европы обращались к нему за решением спорных вопросов. Его респонсы собраны в книгу Тшувот раби Акива Эйгер (Ответы р. Акивы Эйгера).

Его алахические исследования считаются образцом глубокого и исчерпывающего анализа. В мире ешив принято полагать, что проблемы, которые не смог разрешить даже р. Акива Эйгер, скорее всего вообще не имеют корректного решения.

Его псаки (законодательные решения) и по сей день являются одним из основополагающих источников для установления алахических норм.

Перу р. Акивы Эйгера принадлежат также краткие аналитические заметки к Мишне, Талмуду и кодексу Шульхан арух.

В полных изданиях Мишны и в большинстве изданий Талмуда и Шульхан аруха его заметки печатаются рядом с основным текстом. В его заметках к Талмуду, озаглавленных Гилаон ашас (Лист Талмуда), указанны параллельные места в различных трактатах – фрагменты, дополняющие и разъясняющие друг друга.

Р. Акива Эйгер отличался исключительной целенаправленностью характера – все его помыслы были сосредоточены на изучении Торы и на выполнении ее заповедей.

Рассказывается, что однажды во время дальнего путешествия, связанного с женитьбой одного из его сыновей, р. Акива заночевал в отдаленной деревушке, на еврейском постоялом дворе. Поскольку багаж р. Акивы отстал в пути, он попросил у хозяина книги для занятий, но корчмарь ответил, что его сын, который учится в городе, забрал все книги – кроме одной, очень потрепанной. Это были комментарии испанского мудреца Рашбы (см.) на Талмуд. Просмотрев книгу, р. Акива обнаружил, что одного листа в ней недостает, – и чтобы отблагодарить хозяина, он восстановил по памяти отсутствующий лист и записал его. После этого он всю ночь до рассвета изучал эту книгу, хотя и помнил ее наизусть до последнего слова (Гдолей адорот).

Р. Акива Эйгер обладал совершенным духовным зрением, подобным пророческому, и его молитвы и его молитвы оказывали ощутимое воздействие на реальность.

Однажды он получил письмо от своего сына, варшавского раввина р. Шломо Эйгера, в котором тот просил помолиться за исцеление женщины по имени Сара, дочь Ривки. Спустя некоторое время р. Акива написал сыну: «Я молился за Сару, дочь Ривки, но никакого ответа не получил. Может быть допущена ошибка в имени больной?». Р. Шломо признал, что от волнения действительно перепутал имя – женщину звали Ривка, дочь Сары. Вскоре р. Акива Эйгер сообщил: «Я молился за Ривку, дочь Сары, и молитва была принята». После его заступничества женщина, находящаяся на краю гибели, быстро поправилась (там же).

В своей познанской общине р. Акива Эйгер создал образцовую систему благотворительных учреждений и сам всегда находил время и силы заботиться о судьбе обездоленных.

Как только р. Акива Эйгер узнавал, что в Познани появился странник или нищий бродяга, нуждающийся в медицинской помощи, он спешил навестить гостя, находил врача и оплачивал лечение из своих средств. Если у р. Акивы не оказывалось денег, чтобы помочь пришедшему к нему бедняку, он, оставив бедняка в своем доме, отправлялся на поиски необходимой суммы (Сарей амеа 2:30).

В 5591 /1831/ году в Познани вспыхнула эпидемия, унесшая тысячи жизней, – и тогда семидесятилетний мудрец сам возглавил борьбу с болезнью.

Р. Акива навещал евреев, помещенных в больницы, заботился о кошерной пище для них, – а порой и ухаживал за больными, кормил, поил и купал их. Все расходы на лечение неимущих он переложил на кассу общины. Благодаря предпринятым им усилиям, процент умерших среди евреев Познани был значительно ниже, чем среди других слоев населения. В дни  мора р. Акива сам обходил пороги богачей, чтобы собрать средства на содержание семей, потерявших своих кормильцев. Прусский король Фридрих-Вильгельм III в специальном указе отметил самоотверженное участие р. Акивы Эйгера в борьбе с эпидемией – этот указ, опубликованный в правительственной газете, был вручен р. Акиве специальным посланником, входящим в ближайшее окружение короля (там же 1:32). Защищая права бедняков р. Акива непримиримо относился к тем, кто обирал неимущих.

В Познани умер богатый скряга, который за всю свою жизнь не пожертвовал ни гроша на благотворительность. Более того, вопреки запрету Торы этот человек предоставлял займы евреям-беднякам под проценты. Руководители хевры кадиши (похоронного братства) запросили с его наследников баснословную сумму – несколько тысяч золотых монет. Наследники обратились с жалобой в магистрат, и городские власти пригласили для разъяснений р. Акиву Эйгера. «Мы верим, что в будущем умершие воскреснут, – сказал он, – поэтому, когда хоронят еврея, для его тела выделяют участок земли лишь на определенное время – до воскресения мертвых. Однако, согласно нашей традиции, тот, кто ссужал деньги под проценты другим евреям, в день всеобщего воскресения не поднимется из могилы. В таком случае могила предоставляется умершему на вечные времена – поэтому она и стоит намного дороже. В магистрате согласились с логикой его утверждений, и наследникам пришлось уплатить требуемую сумму – и награбленные деньги возвратились к беднякам города (там же).

Столь же непримиримо р. Акива Эйгер относился к «просветителям» и «реформаторам веры», растлевающим еврейские души.

Рассказывается, что один из «просветителей» – выбритый щеголь, разряженный по последней берлинской моде, – «похвастался перед ним: «Раби, я уже успел совершить все поступки, запрещенные Торой, – пожалуй, кроме самоубийства». «Я убежден, – ответил ему р. Акива, что этот грех ты не совершишь никогда». «Почему?» – удивился «просветитель». «Потому, что ты стремишься преступить заповеди Торы, – пояснил р. Акива, – а самоубийство для таких, как ты, – заповедь, ведь Тора повелевает (Дварим 13:6): «И искорени зло из среды твоей» (Сарей амеа 1:24).

Во второй половине месяца ав 5596 /1836/ года р. Акиву Эйгера пригласили занять один из самых почетных раввинских «тронов» – в г. Вильно (Вильнюсе), однако он решительно отказался.

«Я поражаюсь, как вам могла прийти в голову такая странная мысль!» – воскликнул семидесятипятилетний мудрец, когда к нему явилась депутация «литваков». – Кто я такой, чтобы восседать на раввинском «троне» в великом городе Вильно?! Хорошо еще, если я окажусь достойным стать шамашем (служкой) в виленской синагоге!» (там же 1:21).

На протяжении всей своей жизни р. Акива Эйгер искренне считал себя рядовым служителем Б-га – одним из сотен тысяч.

Уже став общепризнанным духовным лидером поколения, он по-прежнему подписывал свои письма и респонсы одним словом – «Акива», не добавляя не только всех своих титулов, но и даже обычного в таких случаях слова «раби». К своим ученикам в ешиве – даже к самым юным из них – он никогда не обращался на «ты», но почтительно говорил: «Сударь» или «Господин» (Сарей амеа 1:21, 2:30). И тем, кто пытался превозносить его как великого мудреца, р. Акива возражал: «Чем больше я учусь, тем больше осознаю, насколько глубока и бездонна Тора Всевышнего – и насколько я еще далек от ее подлинного познания» (Гдолей адорот).

Все пять десятилетий, в течение которых он восседал на раввинском «троне», р. Акива крайне тяготился своим «раввинством» и искал пути, как прокормить свою семью иным ремеслом.

«Я всегда ненавидел раввинскую должность, возносящую человека над  другими людьми, – признавался он одному из своих учеников еще в тот период, когда возглавлял общину г. Маркиш-Фридланда. – Однако, когда город Лиса стал добычей огня, мой тесть, который прежде обеспечивал все потребности моей семьи, …почти заставил меня принять на свои плечи ярмо раввинства. …С той поры все мои устремления сводились к тому, чтобы избавиться от раввинской должности, ставшей для меня горше смерти, …и найти себе какую-либо иную работу: место меламеда или что-нибудь в этом роде – любое ремесло мне было бы желаннее, чем раввинское. …Но жена и дети, которых мне даровал Б-г, удерживали меня от этого, ведь они уже не могли отказаться от привычных благ – и я все глубже увязал в пучине раввинства» (Сарей амеа 1:22). Когда спустя несколько лет ему предложили возглавить общину Познани, р. Акива Эйгер написал своему зятю и другу, главному раввину Прессбурга р. Моше Соферу (Хатам Соферу; см.): «Правда заключается в том, что, зная свою душу, я убежден: я не годен быть предводителем даже у лис, и уж тем более у львов» (Гдолей адорот).

И, наконец, уже в самом конце жизни, узнав, что в местечке рядом с Познанью появилось вакантное место банщика, р. Акива Эйгер тут же поспешил отправить письмо к своему знакомому – знатоку Торы, живущему в этом местечке: «В пору старости, – писал он, – мне бы хотелось жить трудом своих рук, не извлекая прибыли из своих познаний в Торе. Поэтому я прошу походатайствовать за меня перед руководством нашей общины, чтобы они доверили мне попечение над баней: я готов в любой момент оставить свое раввинство и стать банщиком у вас в городе» (Сарей амеа 1:27).

Р. Акива Эйгер был призван в Небесную Ешиву тринадцатого тишрея 5598 /1837/ года, в возрасте семидесяти шести лет.

В своем завещании р. Акива Эйгер попросил, чтобы на его надгробном камне не писали никаких восхвалений, потому что он «не хотел бы прийти в мир истины во лжи» (Гдолей адорот).

Согласно его последней воле, на камне высекли лишь слова: «Раби Акива Эйгер, слуга слуг Всевышнего».

Его ближайшие ученики р. Исраэль Лифшиц (Тиферет Исраэль; см.), р. Йосеф-Зундель Салант (см.) и р. Цви-Гирш Калишер (см.) стали духовными лидерами следующего поколения мудрецов Европы.

Раби Моше бар Шемуэль Софер (Хатам Софер; 5523-5600 /1762-1839/ гг.) – главный раввин Прессбурга (Братиславы), один из духовных лидеров евреев Европы.

Прямой потомок Раши (см.).

Родился 7 тищрея 5523 /1762/ года во Франкфурте на Майне. В раннем детстве прославился как илуй (вундеркинд). К шести годам он изучил уже несколько трактатов Талмуда.

С девяти лет стал учеником выдающегося кабалиста и праведника р. Натана Адлера (см.) и занимался у него в течение четырнадцати лет – до женитьбы.

Несколько лет он учился также в ешиве р. Пинхаса Гурвица (Бааль Афлаа; см.), главного раввина Франкфурта на Майне.

К пятнадцати годам Моше завершил первый цикл изучения всего Талмуда. В восемнадцать лет он уже преподавал многочисленным ученикам – и вместе с тем, продолжал учиться у р. Натана Адлера.

В 5542 /1782/ году, когда р. Адлер был приглашен занять место раввина в моравском городе Босковиче, он отказался взять р. Моше с собой. Предание рассказывает, что двадцатилетний ученик бежал за повозкой наставника несколько километров – до тех пор, пока р. Адлер не разрешил занять место рядом с собой.

В возрасте двадцати четырех лет, после женитьбы, р. Моше поселился в моравском городе Простице и преподавал там группе учеников.

Брат жены, преуспевающий коммерсант р. Цви Ярович, взял его к себе в «компаньоны» – их партнерство заключалось в том, что коммерсант по-прежнему вел все дела, а р. Моше дни и ночи занимался Торой, получая свою долю от прибылей. Однако десять лет спустя предприятие его шурина разорилось, и р. Моше пришлось самостоятельно заботиться о пропитании своей семьи (Сарей амеа 1:19).

В 5558 /1798/ году р. Моше Софер возглавил общину венгерского города Матерсдорфа, а в 5566 /1806/ году стал главным раввином г. Прессбурга (Братиславы).

В Прессбурге он создал большую ешиву, в которой учились сотни юных знатоков Торы со всех концов Европы.

Из всех важных для знатоков Торы качеств р. Моше Софер более всего ценил и развивал в своих учениках богобоязненность – качество, названное в псалме «фундаментом мудрости» (Теилим 111:10). Рассказывается, как однажды, вскоре после праздника Суккот, в его  ешиву пришли поступать два подростка. На экзамене один из них показал себя как илуй (вундеркинд), а второй просто проявил хорошие способности. Р. Моше Софер принял в ешиву только второго. Он объяснил своим помощникам, что видел в окно, как подростки подходили к ешиве. На их пути лежал схах – ветви лишь недавно составлявшие крышу сукки. Илуй прошел прямо по ветвям, а второй подросток сделал небольшой «крюк» и обошел ветви, которые всего несколько дней использовались для выполнения заповеди. «Это именно тот тип молодых людей, – заключил он, – которые нужны для моей ешивы.

В другой раз в ешиву пришел поступать юноша, не умеющий читать и писать. При более подробном знакомстве экзаменаторы убедились, что этот абитуриент совершенно не способен к учению: он не только крайне тяжело воспринимал новую информацию, но и тут же забывал все, чему его учили. И все же р. Моше Софер, обративший внимание на незаурядную богобоязненность юноши, согласился принять его. Он поручил своим помощникам заниматься с новичком по индивидуальной программе, но у всех, кто пытался учить его, быстро опускались руки, – и лишь р. Моше  продолжал утверждать, что, в конце концов, новый ученик преуспеет. Наконец, ценою колоссальных усилий, предпринятых самим учеником и его наставником, он поднялся на такой уровень, что сумел приступить к изучению Талмуда, – а спустя много лет стал одним из выдающихся законоучителей и знатоков Торы  (Гдолей адорот).

Впоследствии выпускники прессбургской ешивы возглавили многие общины и ешивы по всей Австро-Венгрии.

В 5572 /1812/ году, после смерти первой жены, р. Моше женился во второй раз – на Саре, дочери своего старшего друга р. Акивы Эйгера (см.).

Двери дома р. Моше Софера в Прессбурге были всегда открыты, как и в доме его наставника, р. Натана Адлера. По свидетельству учеников, р. Моше никогда не назначал часов для приема посетителей – каждый, кто нуждался в помощи и совете, мог в любое время войти к нему. В его доме находили приют и те, у кого не было куска хлебы и крыши над головой (Сарей амеа 1:8).

Р. Моше поддерживал  тесные контакты с общиной, основанной на Святой Земле последователями Виленского Гаона (см.) и организовал для нее сбор благотворительных средств по всей Словакии и Венгрии. Некоторые из учеников р. Моше впоследствии присоединились к этой общине.

Р. Моше Софер был одним из самых авторитетных законоучителей своего поколения – со всех концов Европы к нему обращались за решением спорных вопросов.

Однако сам он всячески подчеркивал ограниченность собственных возможностей и предостерегал своих корреспондентов: «Я хорошо знаю, что еще не достиг уровня законоучителя, и поэтому совершенно не следует на меня полагаться» (Хатам Софер, Эвен  аэзер 10). «Такие вопросы, – писал он в одном из респонсов, – могут решать только главы народа, а не подобные мне раввины» (там же 2:69).

И когда ему предложили издать его многочисленные алахические сочинения, он отказался, так мотивируя свою позицию в ответном письме: «Большинство знатоков Торы в мире превосходят меня или, в крайнем случае, соответствуют мне по уровню понимания – следовательно, они во мне не нуждаются. Так стоит ли хлопотать с изданием ради этого ничтожного меньшинства, которое уступает мне в своем понимании Торы?!» (Хатам Софер, Йоре деа). «Если же не дай Б-г, мир опуститься на такой уровень, что многие будут нуждаться в моем мнении, – добавлял он в конце письма, -… я готов учиться с каждым, кто придет меня слушать, и ответить на любой вопрос, насколько позволят возможности моего ума. …К тому же я записываю в свои тетради все, что Б-г открывает мне, как в законодательной области, так и в области агады (преданий), – эти рукописи доступны всем, каждый, кто пожелает, может сделать из них выписки, как делали до изобретения книгопечатания, а большего от меня и не требуется!» (там же).

Наряду с р. Яаковом Лобермоймом (р. Яаков из Лисы; см.) и р. Акивой Эйгером, р. Моше Софер стоял во главе раввинов Европы в их борьбе против политики имперских правительств, направленной на массовую ассимиляцию еврейского населения.

По свидетельству современников, когда в 5593 /1833/ году р. Моше Софер узнал, что правительство Австро-Венгрии объявило о предоставлении евреям равных гражданских прав, он разрыдался – в то время как окружающих его евреев охватила небывалая эйфория.

Его ученики вспоминали, что р. Моше часто беседовал с ними на исторические темы, особенно подробно рассказывал им об изгнании евреев из Испании и из других стран – он подчеркивал, что «такие уроки важнее для него, даже, чем занятия Торой». Р. Моше стремился, чтобы его слушатели «извлекали уроки из прошлого и не соблазнялись бы в тот момент, когда власти проявляют снисхождение и расположение к евреям, – ведь у нас уже были периоды лучше этого» (Сарей амеа 1:24).

Р. Моше Софер умер в Прессбурге двадцать пятого тишрея 5600 /1839/ года.

Во время похоронной процессии ученики несли за его гробом около ста рукописных книг.

Его комментарии на Пятикнижие были изданы посмертно под названием Торат Моше (Тора Моше). Более тысячи пятисот его респонсов были объединены в семитомный сборник, получивший название Хатам Софер (Подпись писца). Вышли в свет также его многочисленные заметки к Талмуду и целый ряд других книг.

Эти книги широко изучаются, по сей день, и являются важнейшими источниками для установления законодательных норм.

Книга Хатам Софер приобрела столь значительную известность, что в устах последующих поколений ее название заменило собой имя автора.

Во главе прессбургской общины р. Моше Софера сменил его сын и ближайший ученик р. Авраам-Шемуэль-Биньямин Софер (Ктав софер; см.).

Его прямые потомки возглавляли общину и ешиву Прессбурга-Братиславы до второй мировой войны.

Раби Сеадья бар Натан-Нотэ из Вильно (умер в 5573 /1813/ г.) – ближайший ученик Виленского Гаона (см.), один из руководителей общины «литваков» в Цфате и Йерушалаиме.

Более десяти лет занимался в доме учения Виленского Гаона. По свидетельству сыновей Гаона, р. Сеадья «оставил дом и пришел слушать Тору из уст Гаона; он в течение долгих лет прислуживал Гаону и многому учился у него изо дня в день» (Предисловие сыновей Гаона в его книге Биур Агра).

В последующие годы р. Сеадья стал талмид-хавером Гаона: они вместе изучили несколько трактатов Талмуда, а также кабалистический трактат Эц хаим (Древо жизни), содержащее учение Аризаля (см.). До самой смерти Гаона р. Сеадья был распорядителем и габаем (казначеем) в его доме учения.

В 5557 /1797/ году р. Сеадья посетил по поручению Гаона многие общины Белоруссии и Литвы, чтобы разъяснить позицию Гаона в отношении хасидизма.

Еще летом 5556 /1796/ года в Вильно стало известно, что группа хасидов, странствуя по городам Европы, распространяет слух о том, будто Гаон раскаялся в своем противостоянии хасидизму. Более того, в эту группу входил самозванец, выдававший себя за сына Гаона. Чтобы опровергнуть клевету, Виленский Гаона написал специальное послание, в котором указывал: «Я, как и прежде, стою на своем посту». В качестве «правой руки» Гаона, р. Сеадья был направлен для распространения его взглядов (Сефер Викуах). Глава хасидов Белоруссии р. Шнеур-Залман из Ляд (Алтер Ребе; см.) вспоминал, что «Гаон вложил свое мнение в уста своего посланца р. Сеадьи, который говорил лишь от имени наставника – а, безусловно, не от себя» (Игрот Бааль Атания увней доро).

После смерти Виленского Гаона, последовавшей в 5558 /1797/ году, р. Сеадья в течение длительного времени оставался габаем дома учения, в котором по-прежнему занимались последователи Гаона, а затем, в 5570 /1810/ году, он вместе с группой учеников Гаона направился на Святую Землю и поселился в г. Цфате. Он стремился организовать жизнь цфатской общины в полном соответствии с алахическими взглядами своего наставника.

На Земле Израиля р. Сеадья вел подробные записи, в которых воспроизводил обычаи, принятые в окружении Гаона и его доме учения. Впоследствии эти записи вошли в качестве основной части в книгу Маасе рав (Пример наставника), изданную учениками Гаона в 5589 /1829/ году через пятнадцать лет после смерти р. Сеадьи.

В 5572 /1812/ году р. Сеадья и многие члены общины бежали из Цфата, где вспыхнула эпидемия.

Беглецы нашли временное прибежище в Йерушалаиме, однако вскоре губительный мор настиг их и здесь.

В середине лета 5573 /1813/ года тяжело заболел сын р. Сеадьи, р. Натан-Некта, врачи предрекали смертельный исход. Тогда р. Сеадья созвал всю общину к Котелю (Стене плача) и обратился к Творцу с молитвой. «Если Высший Суд решил, что его душа должна покинуть этот мир, то пускай я буду ему заменой, – попросил он, – ведь я из-за своей глубокой старости и слабости уже не могу как следует служить Творцу». Возвратившись в дом, р. Сеадья увидел, что сыну стало заметно лучше, – а спустя несколько дней       он окончательно выздоровел.

В тот же день, двадцать восьмого ава 5573 /1813/ года, р. Сеадья был призван в Небесную Ешиву.

И хотя в те дни в связи с требованиями карантина жители Йерушалаима сидели, запершись по своим домам, тем не менее, на похороны р. Сеадьи собрались все евреи города. Вскоре выяснилось, что смерть праведника искупила общину, – эпидемия прекратилась (Гдолей адорот).

Раби Менахем-Мендл бар Барух из Шклова (умер в 5587 /1827/ г.) – основатель и руководитель общины «литваков» на Святой Земле.

Родился в белорусском городе Шклове.

 Учился у Виленского Гаона (см.).

По свидетельству сыновей Гаона, р. Менахем-Мендл «попал под сень крова» Гаона уже в «дни его старости» и «увидел великий свет его Торы». Стремясь «обнажить глубины и рассеять тьму неясностей и сомнений», молодой ученик «превратил свои ночи в дни» – и Гаон, «убедившись, что его намерения и поступки  угодны Б-гу, благоволил к нему» (Предисловие сыновей Гаона к книге Биур Агра).

«И Всевышний дал мне милость в глазах Гаона, – вспоминал р. Менахем-Мендл, – …и весь тот год и девять месяцев, что я жил у него, я не отступал от  него ни на шаг: …я не покидал его шатра ни днем, ни ночью, и куда он шел, я шел с ним, и когда он спал – и я спал. …И он открыл мне дорогу к мудрости» (Толдот хохмей Йепушалаим 3:5).

Р. Менахем-Мендл слышал из уст Гаона уроки по книгам Мишлей (Притчи Шломо) и Шир аширим (Песня Песней). Вместе с Гаоном он исследовал такие сложнейшие разделы Мишны, как Зераим (Посевы) и Тоорот (Ритуальная чистота). Они совместно изучали приложение к Мишне – Тосефту, алахические мидраши – Мехильту, Сифру, а также Иерусалимский Талмуд и законодательный кодекс Арбаа турим, составленный мудрецом из Испании р. Яаковом бар Ашером (см.). Р. Менахем-Мендл записывал уроки наставника – эти заметки впоследствии легли в основу целого ряда важнейших книг.

Он стал одним из немногих участников торжественной церемонии, которую устроил Гаон после того, как они завершили совместное изучение Песни Песней. Пригласив в свою комнату ближайших учеников, Гаон попросил закрыть ставни и зажечь множество свечей. Гаон сообщил ученикам, что к этому дню он завершил изучение «всей Торы, данной на горе Синай, и познал, как Устная Тора закодирована в тексте Письменной Торы» (р. Дов Элиах, Агаон с. 143-147).

«Гаон был во всем подобен мудрецам древности, – писал Менахем-Мендл, воспроизводя духовный облик наставника. – Он был настолько сконцентрированным на постижении Торы, что никогда не направлял свой взгляд на расстояние более четырех локтей от себя, и никогда не проходил четырех локтей, не размышляя о Торе и без тфилин, и никогда не вел пустых разговоров – он отдавал все свои силы на то, чтобы с полной ясностью понять каждое слово и каждую мельчайшую деталь в Торе, и его глаза, и его сердце не отрывались от углубленного постижения Торы ни днем, ни ночью, все дни его жизни, до тех пор, пока Тора не была дана ему в дар» (Предисловие к комментарию Гаона на трактат Авот).

После смерти Виленского Гаона, последовавшей в 5558 /1797/ году р. Менахем-Мендл занялся изданием его книг.

В 5558 /1798/ году он издал комментарии Гаона на книгу Мишлей.

Он указал в предисловии, что Гаон сам завещал ему начать именно с этой книги, «поскольку вся она полна трепета перед Б-гом, являющимся фундаментом мудрости».

Он подготовил к изданию комментарии Гаона на этический трактат Авот (Поучения отцов), на историческую хронику Седер олам (Хронология Вселенной) и на кабалистический трактат Сефер Йецира (Книга творения). На основе своих записей, сделанных во время совместного с Гаоном изучения разделов Тоорот (Ритуальная чистота), он составил комментарии на этот раздел Мишны. На материале пасхального седера, проведенного им за столом Гаона, он написал комментарий на Пасхальную Агаду. Он также подготовил к изданию карту Земли Израиля и схему Храма созданные Гаоном.

В предисловии к комментарию на Мишлей р. Менахем-Мендл отмечал, что Гаон «никогда не объяснял прямой смысл стиха до тех пор, пока не проникал в его сокровенный смысл», а затем уже «облачал открытую им тайну в одеяние пшата (простого смысла)».  В силу этого, любые комментарии Гаона, «и даже те, которые кажутся, на первый взгляд, совершенно простыми», на самом деле «подобны лестнице, установленной на земле, но вершиной достигающей небесных высот».

И таким же был, по словам р. Менахема-Мендла, подход Гаона к изучению всех разделов Письменной и Устной Торы: «Каждое мнение и каждое объяснение, высказанное  Гаоном при изучении Мишны, основывалось на его проникновении в глубинные тайны, открывающиеся на кабалистическом уровне постижения» (Агаон с. 655).

В течение нескольких лет после смерти Виленского Гаона р. Менахем-Мендл жил в г. Гродно. В 5567 /1807/ году во главе группы учеников Гаона он отправился в Землю Израиля.

Прибыв на Святую Землю в следующем, 5568 /1808/ году, они посетили Тверию, где уже существовала большая хасидская община, – а затем обосновались в Цфате.

«Поселившись в святом городе Цфате, – вспоминал р. Менахем-Мендл, – я, с Б-жьей помощью, основал там дома молитвы и дома учения, полные книг» (Толдот хохмей Йерушалаим 3:5).

Р. Менахем-Мендл стал общепризнанным главой цфатской общины, состоящей из полутора сотен учеников и последователей Виленского Гаона.

В 5572 /1812/ году, когда в Цфате и во всей Северной Галилее вспыхнула эпидемия, р. Менахем-Мендл и многие члены его общины бежали в Йерушалаим.

Здесь им пришлось облачаться в одеяния сефардов, поскольку арабы не позволяли евреям из Европы селиться в городе.

По завершении эпидемии р. Менахем-Мендл возвратился в Цфат, в котором за это время погибла треть еврейского населения.

В месяце хешване 5576 /1815/ года р. Менахем-Мендл вместе с несколькими ближайшими учениками окончательно переселились в Йерушалаим.

В будние дни недели р. Менахем-Мендл занимался с учениками в старинном доме учения, где когда-то располагалась ешива знаменитого кабалиста р. Хаима Ибн Атара (Ор ахаим; см.). По шабатам они присоединялись к молитвенным собраниям сефардов, чтобы не привлекать к себе особого внимания со стороны арабского населения.

Между последователями Гаона и сефардской общиной Йерушалаима установилось взаимопонимание и отношения взаимопомощи – в течение многих лет р. Менахем-Мендл занимался в ешиве кабалистов Бейт-Эйль (Дом Б-га), которой руководил р. Авраам Шараби, внук прославленного кабалиста из Йемена р. Сар-Шалома Шараби (см.).

Р. Менахем-Мендл создал около десятка сочинений по кабале, но лишь три из них увидели свет: Маим адирим (Могучие воды), Дерех акодеш (Святой путь) и Менахем Цион (Утешитель Сиона).

В книге Маим адирим он писал, формулируя кредо последователей Гаона: «Наш путь, путь подлинного постижения Торы, заключается в понимании единства сокровенного и прямого смысла ее слов. Запреты, существующие в законодательной части Торы, при  кабалиститческом постижении только проясняются и усиливаются… Вследствие этого, у познавшего сокровенные секреты Торы возрастают боязнь греха и трепет перед Всевышним».

«И только тот, кто ясно осознает тождественность сокровенного и внешнего в Торе, – писал он, – только тот может облачить сокровенные тайны Торы в одеяния простого смысла, …– и лишь подобным путем нам разрешено приоткрывать тайны, чтобы укрепить в людях веру и стремление выполнять заповеди» (Маим адирим). За время пребывания в Йерушалаиме р. Менахем-Мендл удостоился целого ряда озарений, когда ему являлся Виленский Гаон – таким, каким он был при жизни, – и по-прежнему обучал его тайнам Торы.

Один раз это произошло во время молитвы у Стены плача, другой – у гробницы Рахели, третий – на Масличной горе, возле могилы р. Хаима Ибн Атара. Эти встречи с душой Гаона р. Менахем-Мендл также описал в своих книгах.

Община, возглавляемая р. Менахем-Мендлем, стремительно росла благодаря все новым и новым последователям Гаона, прибывающим из Литвы.

По инициативе р. Менахема-Мендла был организован первый иерусалимский колель – постоянно действующий фонд для поддержки членов общины, который пополнялся за счет сбора средств среди евреев Европы. Для защиты поселенцев от арабов и бедуинов был создан отряд самообороны, получивший название Аншей агвардия (Гвардейцы).

Общие опасности сплачивали евреев – в 5581 /1821/ году к общине последователей Виленского Гаона присоединились и хасиды, живущие в святом городе (Везэ шаар ашамаим с. 200).

Современник писал, что без р. Менахема-Мендла «ашкеназская община не смогла бы пустить корни в Йерушалаиме – в самые трудны времена Б-г послал его, чтобы основать ишув (еврейское поселение на Земле Израиля)» (Толдот хохмей Йерушалаим ч. 3, с. 160). Рассказывается: однажды вооруженный бедуин передал р. Менахему-Мендлу записку, составленную на иврите. В ней сообщалось, что значительная партия переселенцев из Литвы была захвачена бедуинами по дороге из порта Яфо в Йерушалаим. Бедуин, принесший записку, потребовал крупный выкуп.

Положение было почти безвыходным: если предоставить выкуп, бедуины превратят поимку заложников в постоянный промысел, – а если отказать им, то они не пощадят пленников, среди которых множество женщин и детей. В конце концов, вручая необходимую сумму двум вооруженным членам общины, р. Менахем-Мендл отправил их с бедуином. Однако бедуин не знал, что вслед за ними по пятам следуют и Аншей агвардия, которые сразу по прибытию к бедуинскому лагерю заняли позиции на высотах. И как только деньги были уплачены и заложники покинули лагерь – в тот же миг раздались ружейные выстрелы, уложившие на месте делящих добычу бедуинов (Везэ шаар ашамаим с. 222-224). Мусульманские правители также использовали любую возможность, чтобы поживиться за счет еврейской общины: в праздник Песах 5584 /1824/ года р. Менахем-Мендл был схвачен арабскими воинами, ворвавшимися в его дом, и  заключен в темницу.

Иноземный путешественник, посетивший Йерушалаим в те дни, свидетельствовал: «Этот старец, главный раввин ашкеназских евреев в Йерушалаиме, человек из Европы, он считается самым ученым евреем во всей Сирии (так мемуарист называет Землю Израиля). …В поздний час ночи он лежал в постели, когда многочисленные удары сотрясли дверь его комнаты. Он поднялся, думая, что в дом ворвались разбойники. В считанные мгновения дверь в комнату была выбита, и к нему ринулись солдаты, с обнаженными мечами в руках… Они захватили старца и членов его семьи и спустили в арестантские ямы. Им сказали, что они должны заплатить правителю города выкуп, десять кошельков с монетами, – иначе назавтра их начнут пытать, прижимая раскаленные металлические прутья к их головам и вгоняя гвозди в их ладони – мне объяснили, что такие пытки практикуют в Йерушалаиме для выжимания денег из этих несчастных» (Гдолей адорот). 

Вскоре выяснилось, что паша из дальней мусульманской страны, совершавший паломничество в Мекку, по пути растратил все деньги – и теперь решил пополнить свою кассу за счет иерусалимских евреев. Положение осложнялось тем, что в сырой темнице состояние  престарелого мудреца резко ухудшилось, и он был на пороге смерти. В тот же день его ученикам удалось собрать необходимую сумму – причем, деньги щедро жертвовали не только выходцы из Европы, многим из которых пришлось продать свои субботние одежды, и но и представители сефарской общины города (Толдот хохмей Йерушалаим ч. 3 с. 162-163).

Р. Менахем-Мендл умер в первый день месяца адар 5587 /1827/ года. Похоронен на Масличной горе.

Несмотря на тяжелейшие испытания, ашкеназская община Йерушалаима вступала в пору рассвета – ко дню его смерти в городе постоянно жило уже более тысячи евреев-выходцев из Европы.

В 5597 /1837/ году, когда было завершено возведение первого ашкеназского дома молитвы, он был назван Менахем Цион в память об основателе общины р. Менахеме-Менделе из Шклова. Раввином новой синагоги стал р. Натан-Нотэ, сын р. Менахема-Мендла (эта синагога, называется также Бейт мидраш аяшан /Старый дом учения/, действующий в Старом городе Йерушалаима до сих пор).

Раби Исраэль бар Шемуэль Ашкенази из Шклова (ок. 5530-5599 /ок. 1770-1839 гг.) – ученик Виленского Гаона (см.); один из руководителей ашкеназской общины Земли Израиля.

Был магидом (общественным проповедником) в белорусском городе Шклове.

В 5557 /1797/ году, в возрасте двадцати семи лет, р. Исраэль пришел к Виленскому Гаону и стал его ближайшим учеником в последний период его жизни.

Р. Исраэль вспоминает: «Всевышний удостоил меня постоянно видеть лицо царя в его повседневной жизни – последние полгода, до того, как он был призван в Небесную Ешиву. И я удостоился служить ему, как раб царю, последние двадцать дней перед его кончиной: много раз я читал ему и учился вместе с ним, и не отступал от него ни на шаг – до тех пор, пока он не был забран от нас» (Предисловие к книге Биур Агра).

После смерти Виленского Гаона, последовавшей в месяце тишрей 5558 /1797/ года, р. Исраэль возвратился в Шклов, где в течение десяти последующих лет продолжил свою деятельность в качестве общественного проповедника и преподавателя Торы.

В эти годы он по просьбе сыновей Гаона обрабатывал его рукописи, подготавливая к печати примечания Гаона к алахическому кодексу Шульхан арух. Эти краткие заметки были сделаны Гаоном, в основном, на полях самого кодекса, для себя. Они включали не только редакционную правку и библиографические указания, но и многочисленные законодательные решения – по многим вопросам Гаон полемизировал с величайшими из мудрецов прошлых веков: Рифом (см.), Рамбамом (см.) и даже с р. Йосефом Каро (см.), составителем Шульхан аруха. При подготовке примечаний к печати было необходимо, тщательно изучив источники, расшифровать многие сокращения и дополнить пропущенные слова, а порою и части фраз. В 5563 /1803/ году р. Исраэль издал в шкловской типографии примечания Гаона к разделу Орах хаим (Образ жизни), а в 5566 /1806/ году – к разделу Йорэ деа (Наставляющий знанию). В большинстве современных изданий кодекса Шульхан арух эти примечания, озаглавленные Биур Агра (Разъяснения Гаона р. Элияу), печатаются рядом с основным текстом – они тщательно изучаются в ешивах и широко используются раввинами для установления законодательных норм.

В 5569 /1809/ году р. Исраэль осуществил свою давнюю мечту: вместе со своей семьей и группой последователей Гаона он отправился на Святую Землю.

Еще Виленский Гаон в последние годы своей жизни советовал ученикам оставить Европу. Он предупреждал р. Исраэля, что «на мир надвигается великий духовный смерч, и возникнут особые проблемы с воспитанием сыновей и дочерей – и уцелеть удастся, быть может, лишь на Земле Израиля» (р. Дов Элиах, Агаон с. 472).

Прибыв на Святую Землю в самом начале 5570 /1810/ года, они поселились в Цфате, где уже существовала община «литваков», основанная р. Менахемом-Мендлом из Шклова (см.), старшим другом р. Исраэля.

В Цфате р. Исраэлю удалось создать ешиву, в которой углубленно изучались Талмуд и кодекс Шульхан арух – вместе с недавно изданными примечаниями Виленского Гаона.

Р. Исраэль поддерживал дружеские отношения и с последователями р. Шнеур-Залмана из Ляд (Алтер Ребе; см.), живущими в Цфате, – он даже принял некоторых из них в свою ешиву (Сарей амеа 6:7).

Спустя всего лишь несколько месяцев р. Исраэль был вынужден вернуться в Европу с целью сбора средств для цфатской общины.

«Мне было очень тяжело покидать нашу Святую Землю, к которой я уже привязался и которую полюбил больше всего на свете, – вспоминал впоследствии р. Исраэль, – но я видел, что приехавшие сюда лишены всякого пропитания. И тогда я поднялся и в конце зимы 5570 года, после Пурима, отправился в Акко, а оттуда в Стамбул. Вследствие войны русских с турками, которая велась в те дни, морские ворота России были закрыты, и мне пришлось добираться сушей, через бескрайние степи и высокие горы. …На пути долгих скитаний милосердный Б-г избавил меня от многих бед и опасностей – и, в конце концов, привел к дому нашего наставника р. Хаима из Воложина» (Толдот хохмей Йурашалаим ч.4).

Посетив целый ряд общин Белоруссии, Литвы и Польши, р. Исраэль при помощи р. Хаима из Воложина (см.) организовал постоянный фонд для поддержки поселенцев в Земле Израиля.

В 5572 /1812/ году воспользовавшись своим пребыванием в литовском крае, р. Исраэль издал в минской типографии свой комментарий на один из наиболее сложных трактатов Иерусалимского Талмуда – Шекалим. В основу этого комментария он положил рукописные заметки Виленского Гаона, находившиеся в его распоряжении.

В своем комментарии р. Исраэль помогал читателю разобраться в «тайнописи» Гаона. В предисловии к этой книге он отмечал, что заметки Гаона «были написаны очень и очень кратко, …поскольку он их делал исключительно для себя». По этой причине  «главы поколения даже собирались спрятать его заметки, ведь тот, кто еще не научился свободно плавать в океане Талмуда и не исследовал рукописное наследие Гаона с необходимым усердием и прилежанием, – тот наверняка обнаружит в этих заметках места, на первый взгляд, противоречащие друг другу, а также мнения, противоречащие словам мудрецов прежних поколений и даже словам Талмуда. Но такое впечатление будет иллюзорным, проистекающим от неведения и от ограниченности ума».

В 5573 /1813/ году р. Исраэль возвратился в Цфат в самый разгар губительной эпидемии, скосившей около трети еврейского населения города.

Взяв с собою семью, р. Исраэль бежал от эпидемии в Йерушалаим, но уже в пути умерла его жена, а по прибытии в Йерушалаим, – семнадцатилетний сын. Чуть позднее мор скосил восемнадцатилетнюю дочь и ее мужа, оставивших после себя маленького ребенка. Последними жертвами эпидемии стали два его младших сына и дочь. На попечении р. Исраэля остались лишь единственная уцелевшая дочь и внук-младенец. Однако, не прошло много времени, как, заразившись от кого-то из умерших, р. Исраэль тоже тяжело заболел. И тогда, обращаясь с молитвой ко Всевышнему, он дал обет: если он излечиться, то напишет книгу, посвященную заповедям, выполнение которых возможно лишь на Земле Израиля. Вскоре после выздоровления р. Исраэль получил известие о том, что его родители, оставшиеся в Цфате, погибли во время происшедшего там землетрясения (Предисловие к книге Пеат ашульхан; Гдолей адорот).

После завершения эпидемии р Исраэль возвратился в Цфат и спустя некоторое время вторично женился

В 5576 /1816/ году он был избран главою цфатской общины – после того, как ее прежний руководитель, р. Менахем-Мендл из Шклова (см.), окончательно переселился в Йерушалаим.

Каждое утро после молитвы, р. Исраэль давал урок по очередному листу Талмуда и по недельной главе Торы с комментарием Раши (см.) – так, чтобы его ученики смогли за год завершить изучение Пятикнижия, а за семь лет – изучение всего Талмуда (Корот аэйтим).

В месяце хешване 5591 /1830/ года, стремясь приблизить приход Машиаха, р. Исраэль направил специального посланца на поиск «десяти потерянных колен» народа Израиля.

Когда сведения о том, что «потерянные колена» скрываются в пустынях Йемена дошли до р. Исраэля, он попытался сразу установить с ними связь – ведь, согласно предсказанию мидраша, «в будущем евреи из колен Йег̃уды и Биньямина отправятся к десяти коленам, чтобы привести их в Землю Израиля и удостоиться вместе с ними эпохи Машиаха» (Ялкут Шимони, Шир аширим 1). Р. Исраэль направил в Йемен своего представителя, р. Баруха из Пинска (см.), снабдив его письмом к правителю разыскиваемых колен. В этом послании излагалась история евреев, начиная с той поры, когда колено Йег̃уды и часть колена Биньямина разлучились с остальными коленами, и до времени Виленского Гаона. В заключение письма р. Исраэль выражал надежду, что приезд учеников Гаона на Землю Израиля станет первой волной всеобщего возвращения.

Три года спустя он получил письмо, в котором его посланец сообщал о первых контактах, установленных с представителями «потерянных колен», однако вскоре после этого, в месяце шват 5594 /1834/ года, р. Барух из Пинска был убит по приказу арабского правителя Йемена, и его миссия осталась незавершенной (Везэ шаар ашамаим с.229-230).

Р. Исраэль не раз выручал свою общину от нависшей опасности. Летом 5594 /1834/ года арабы и друзы Земли Израиля восстали против египетского паши, отвоевавшего страну у турок. Восставшие осадили крупные города, где были еврейские общины, – Йерушалаим, Хеврон и Цфат. Восьмого сивана они овладели Цфатом, однако, следуя приказу р. Исраэля, евреи успели уйти из города и укрылись в соседней горной деревне Эйн-Зейтим. Повстанцы разграбили еврейский квартал, в числе прочего они разгромили еврейскую типографию и рассыпали набор новой книги р. Исраэля, над которой он напряженно работал в течение последних двадцати лет – книги Пеат ашульхан (Край стола), которую он дал обет написать, находясь на пороге смерти в дни эпидемии. Несмотря на заставы, установленные повстанцами на дорогах, р. Исраэлю удалось переправить письма с просьбой о помощи в Бейрут, где располагались консульства европейских государств, – ведь евреи Цфата были выходцами из российской империи и поэтому по-прежнему  находились под ее патронажем. Под дипломатических нажимом эмир Ливана направил свои войска на помощь цфатскому гарнизону, и осада с города была снята (Сарей амеа 6:8; Везэ шаар ашамаим с. 207-2-8).

В 5596 /1836/ году книга Пеат ашульхан, наконец, вышла в свет. В ней р. Исраэль изложил концепцию Виленского Гаона по поводу особых заповедей Земли Израиля – в первую очередь, связанных с сельскохозяйственным трудом и землепользованием.

«Многочисленными страданиями я приобрел почетное право прожить на этой земле вот уже двадцать семь лет, – писал он в предисловии к этой книге. – …С того дня, как я поселился здесь, в святом наделе Всевышнего, я пережил страх и мор, войны и голод. …Но, полагаясь на Б-га, я всегда обретал спасение и поддержку, и всеми своими силами я служил народу Святой Земли, направляя, с Б-жьей помощью, свою святую общину».

В 5597 /1837/ году, когда Цфат был разрушен новым землетрясением, сам р. Исраэль находился в Йерушалаиме – однако большая часть его семьи погибла.

Тысячи евреев были погребены под обломками своих домов. Большинство уцелевших в этой катастрофе переселилось в Йерушалаим.

Р. Исраэль также остался в Йерушалаиме и возглавил ашкеназскую общину святого города. Он построил новый дом молитвы, вокруг которого объединились выходцы из Цфата. Эта  синагога была названа Суккат шалом (Куща мира).

Предание свидетельствует, что в Йерушалаиме р. Исраэль удостоился открытого чуда. В год засухи запасы хлеба закончились, и община находилась на пороге голодной смерти. В довершение всех бед община не  получила денежной поддержки, ожидаемой из Европы. Перед праздником Песах р. Исраэль созвал старейшин общины, чтобы обсудить положение, – ведь евреи даже не могли испечь мацу для выполнения заповеди. После этого собрания ему сказали, что его ожидают несколько арабских купцов. Арабы сообщили, что им удалось купить большую партию зерна, и они готовы перепродать весь товар. Р. Исраэль объяснил им, что сейчас не располагает деньгами, но, к его удивлению купцы заявили, что готовы положиться на честное слово раввина. Не попросив даже аванса, они передали р. Исраэлю зерно и сказали, что вернутся за деньгами позднее. Община была спасена от гибели – а «арабские купцы», которых так ждал, получивший деньги из Европы р. Исраэль, никогда уже не вернулись (Маасей авотейну, Микец).

Р. Исраэль из Шклова умер девятого сивана 5599 /1839/ года, находясь на лечении на водах Тверии. Похоронен в Тверии.

Раби Менахем-Мендл бар Шалом-Шехна из Любавичей (Цемах-Цедек; 5549-5626 /1789-1866/ гг.) – выдающийся законоучитель и хасидский наставник, глава движения Хабад, один из духовных лидеров поколения.

Родился двадцать девятого элуля 5549 /1789/ года в городе Лиозно, южнее Витебска. По линии матери – внук основателя движения Хабад р. Шнеура-Залмана из Ляд (Алтер Ребе; см.).

Новорожденный был назван в честь главы белорусских хасидов р. Менахема-Мендла из Витебска (см.), умерший на Святой Земле, в г. Тверии, в 5548 /1788/ году (Гдолей адорот).

В 5553 /1792/ году, в пост Гедалии, через три дня после того, как ребенку исполнилось четыре года, умерла его мать – ребецин Двора-Лея. С той поры он воспитывался в доме Алтер Ребе и изучал Тору под его руководством.

В восемь лет он уже углубленно изучал Талмуд и книги законоучителей, проявляя способность мгновенно усваивать материал и исключительную память.

С двенадцати лет он начал подробно записывать уроки деда – многие из этих записей, впоследствии просмотренных и исправленных самим Алтер Ребе, легли в основу книг Тора ор (Тора – свет) и Ликутей Тора (Собрание бесед по Торе), содержащих толкования Алтер Ребе на Пятикнижие.

После бар-мицвы Алтер Ребе установил особые часы занятий с внуком, во время которых они изучали такие сложнейшие книги, как Кузари р. Йег̃уды Алеви (см.) и Море невухим (Путеводитель заблудших) Рамбама (см.),  а также книги по кабале и устную традицию хасидизма.

Изучение законодательной части Торы юноша продолжал в хевруте (паре) с братом покойной матери р. Дов-Бером (Миттлер Ребе; см.).

В 5563 /1803/ году, на четырнадцатом году жизни, Менахем-Мендл женился на своей двоюродной сестре Хае-Мушке, дочери р. Дов-Бера.

В этот период, не ограничиваясь записью услышанного от деда, тестя и других знатоков Торы, р. Менахем-Мендл начал писать собственные хидушим (аналитические заметки) и комментарии к изучаемым сочинениям.

В восемнадцать лет, он закончил работу над своей первой книгой, названной Таамей амицвот (Смысл заповедей).

В 5572 /1812/ году, когда войска Наполеона вторглись в Россию, р. Менахем-Мендл вместе со всей семьей Алтер Ребе последовал за отступающей русской армией.

После изнурительных скитаний, продолжающихся около пяти месяцев, они прибыли в Курскую губернию, где в одном из сел Алтер Ребе заболел и скончался, – р. Менахем-Мендл присутствовал при его последних часах.

Возвратившись в Белоруссию в 5574 /1814/ году, р. Менахем-Мендл поселился в городке Любавичи рядом с р. Дов-Бером, заменившим Алтер Ребе во главе движения Хабад. Р. Дов-Бер основал в Любавичах первую хабадскую ешиву, занятиями в которой руководил р. Менахем-Мендл.

В 5588 /1828/ году, после смерти тестя, р. Менахем-Мендл был избран новым главой движения.

Ему сразу же пришлось вступить в борьбу с российскими властями. Еще летом 5887 /1827/ году император Николай I подписал указ, обязывающий евреев «отбывать рекрутскую повинность в натуре» – причем, не с восемнадцати лет, как все остальные, а с двенадцати – еще до бар-мицвы. Российское правительство рассматривало призыв как «воспитательную меру» способствующую постепенному вовлечению еврейских юношей в «лоно православной церкви».

Р. Менахем-Мендл всеми силами противостоял усилиям военных властей по реализации императорского указа: он организовал целую систему выкупа малолетних рекрутов, а также     подготовил укрытия и убежища, в которых дети прятались от рекрутского набора. Следуя его призыву, хасиды Хабада проникали в «школы кантонистов» и военные лагеря, чтобы поддержать мобилизованных евреев и укрепить их связь с Торой (Гдолей Руссия).

Р. Менахем-Мендл сумел много сделать для восстановления единства в еврейском народе.

Вскоре после своего избрания главой Хабада он посетил Вильно (Вильнюс), Минск и другие центры литовского еврейства. В ходе этих поездок он установил тесные и сердечные отношения с такими выдающимися лидерами «литваков», как р. Ицхак Воложинер (р. Ицеле из Воложина; см.), р. Арье-Лейб Шапиро (р. Лейбеле Ковнер; см..) и р. Давид Лурье из Быкова (Радаль; см.). Позднее многие из литовских знатоков Торы посетили его в Любавичах – был налажен постоянный обмен респонсами и алахическими открытиями (Гдолей адорот).

В 5603 /1843/ году р. Менахем-Мендл был вызван в Санкт-Петербург к министру просвещения Уварову, подготовившему ряд мер по русификации еврейского населения.

Правительство намеревалось заменить хедеры  казенными школами с преподаванием русского языка и общеобразовательных предметов, чтобы «мало-помалу уничтожить в евреях фанатизм отчужденности». Вместо ешив предполагалось создать специальные «раввинские» училища, преподавание в которых должно было вестись под руководством инспекторов-христиан. Зная о том, что евреи во всем следуют указаниям своих раввинов, Уваров рассчитывал провести свою реформу руками самих знатоков Торы. Для этого он призвал к себе еврейских руководителей: р. Ицхака из Воложина в качестве представителя евреев Литвы и р. Менахема-Мендла из Любавичей как представителя от хасидов. Однако Уваров натолкнулся на неприступную стену. За отказ подчиниться воле правительства р. Менахем-Мендл был подвергнут тюремному заключению – и освобожден лишь благодаря массированному давлению, организованному еврейскими лидерами всех направлений. После возвращения из Петербурга р. Менахем-Мендл значительно расширил свою ешиву в Любавичах, а также создал ее отделения в других городах Белоруссии – это было его оружием в борьбе с правительством (Сарей амеа 4:3, Гдолей Русия).

Во главу угла в своем служении Всевышнему р. Менахем-Мендл всегда ставил помощь другим евреям.

Однажды, когда он перед рассветом направлялся в дом молитвы, ему встретился еврей-торговец, попросивший взаймы три рубля, – торговец пояснил, что ему не хватает денег, чтобы закупить товар на сегодняшней ярмарке. Р. Менахем-Мендл пошарил по карманам и, не обнаружив денег, пригласил торговца зайти к нему домой после молитвы. Однако, уже войдя в дом молитвы и облачившись в талит, р. Менахем-Мендл подумал, что поступил нехорошо: ведь в ярмарочный день для торговца дорога каждая минута. Он немедленно снял талит, поспешил домой, взял несколько рублей и отправился на базарную площадь. После длительных поисков он нашел того человека, одолжил ему требуемую сумму и вернулся к молитве (Гдолей адорот).

Р. Менахем-Мендл достиг высочайшей ступени духовного совершенства, обретя контроль над своими чувствами.

Рассказывают, что когда он сталкивался с явлениями, способными вызвать раздражение и гнев, он открывал соответствующий том кодекса Шульхан арух и погружался в изучение вопроса, разрешено ли гневаться по данному поводу. И пока он приходил к определенному заключению его гнев улетучивался (там же).

Р. Менахем-Мендл умер в Любавичах тринадцатого нисана 5626 /1866/ года, в возрасте семидесяти семи лет. Во главе движения Хабад его сменил сын р. Шемуэль из Любавичей (5594-5643 /1834-1882/ гг.), а затем и внук – р. Шалом-Дов-Бер из Любавичей (5621-5680 /1860-1920/ гг.).

После смерти р. Менахема-Мендла его многочисленные респонсы были собраны в книге Цемах цедек (Росток праведности). Книга получила всеобщее признание и широко использовалась для установления законодательных норм.

Один из духовных лидеров литовского еврейства р. Ицхак-Эльханан Спектор (см.) вспоминал, что в юности он побывал у р. Менахема-Мендла из Любавичей, но хасидский путь  служения оттолкнул его – уж слишком много времени растрачивал глава Хабада на сбор пожертвований, на уединенную медитацию, на кабалистические беседы и на молитву. Но когда после смерти р. Менахема-Мендла были опубликованы его респонсы, объединенные в книгу Цемах-цедек, р. Спектор был потрясен его гениальностью и величием в «открытой», законодательной части Торы. Р. Спектор утверждал, что если бы автор книги Цемах цедек был еще жив, он бы «первым пришел, чтобы стать его хасидом» (Гдолей адорот).

В последующих поколениях название этой книги заменило собой имя автора – р. Менахем-Мендл из Любавичей вошел в историю еврейской мысли под именем Цемах цедек.

Раби Меир-Лейбуш бар Йехиэль-Михл (Мальбим; 5569-5640 /1809-1879/ гг.) – выдающийся законоучитель и комментатор Писания.

Родился на Украине, в волынском местечке Волочинск. В шесть лет лишился отца. Воспитывался в доме р. Арье-Лейба, раввина Волочинска. Прославился под именем «илуй (вундеркинд) из Волыни».

В двадцатилетнем возрасте Мальбим (аббревиатура имени Меир-Лейбуш бар Йехиэль-Михл) начал писать комментарий к кодексу Шульхан арух. В своем комментарии, названном Арацот ахаим (Страны жизни), он стремился обобщить алахический материал, накопившийся за три века со времени создания Шульхан аруха.

Однако он не сумел довести этот колоссальный замысел до конца – работа прервалась на тридцать первой главе раздела Орах хаим (Образ жизни), посвященного законам повседневной жизни еврея. Эта законченная часть комментария была издана в двух томах – в типографии Варшавы в 5620-21 /1860-61/ годах.

Эта книга стала авторитетным источником для установления законодательных норм – р. Исраэль-Меир Акоэн (Хафец Хаим; см.) часто ссылается на нее в своем кодексе Мишна брура.

В течение двадцати двух лет Мальбим был раввином в ряде небольших местечек.

Хотя Мальбим был воспитан в среде противников хасидизма, в этот период он приблизился к хасидскому движению и стал учеником выдающегося кабалиста р. Цви-Гирша из Жидичева, старшего брата знаменитого хасидского наставника р. Сендера из Комарно (см.).

В 5620 /1860/ году Мальбим возглавил общину  Бухареста (после того, как в 5621 /1861/ году объединились княжества Валахия и Молдавия, этот город стал столицей нового румынского государства).

В Бухаресте он вступил в острейший конфликт с местными «просветителями», которые стремились захватить власть в общине. В 5624 /1864/ году по их доносу Мальбим был арестован румынскими властями: его заковали в кандалы и поместили в каземат до суда – по обвинению в государственной измене ему грозила смертная казнь. В этой опасной ситуации решающую роль сыграл глава хасидов Буковины р. Авраам-Яаков из Садигуры (см.) – он обратился за помощью к донскому шерифу сэру Мозэсу (Моше)  Монтефиоре, который от имени английского правительства потребовал освобождения Мальбима (Гдолей адорот).

В конце концов, румынским властям пришлось ограничиться высылкой его из страны. В канун шабата конвоиры усадили его на телегу, и в этот момент к нему приблизились два торжествующих «просветителя» – из тех, которые организовали травлю и донос на него. С победной улыбкой они преподнесли ему прощальный «дар» на дорогу: большой поднос с зажаренным поросенком. «Я никогда не проклинал ни одного человека и уж, тем более, еврея, – сказал им Мальбим. – Но сейчас вы не просто обидели меня лично – вы лишили меня возможности спокойно работать над моим сочинением, предназначенным для всего народа Израиля. И поэтому я вам обвешаю, что из этой истории вы не выйдете невредимыми, – и возмездие произойдет еще при моей жизни».

Возмездие не заставило себя долго ждать. Через несколько дней после высылки Мальбима один из двух «просветителей» устроил в лесу пикник по поводу победы, одержанной над раввином. Внезапно собравшиеся услышали душераздирающий крик – кабан, вышедший из лесной чащи, насмерть затоптал сына «просветителя». Почувствовав, что проклятие начинает сбываться, отступник решил немедленно покинуть Бухарест, чтобы вдали от города переждать гнев Небес. Но в пути разгоряченные кони сбили ограждение на мосту через реку – повозка с отступником и его семьей ушла под воду, и все погибли. Узнав в тот же день о происшедшей трагедии, и второй «просветитель» решил бежать – но пока он собирался, ему сообщили, что его старший сын упал в глубокую яму и разбился насмерть. В ту же минуту «просветитель» схватил свое охотничье ружье и пустил себе пулю в лоб.

Уже после его смерти одного из двух его оставшихся сыновей разбил паралич, а второй лишился рассудка и до конца жизни содержался в психиатрической лечебнице (Иквета демешиха 185).

В 5625 /1865/ году, после высылки из Румынии, Мальбим возглавил общину г. Лунчица, а затем в течение года был раввином  Херсона, портового города, расположенного у Днепровского лимана, на самом юге России.

В этот год Мальбим получил значительное наследство и решил, оставив раввинскую практику, посвятить все свое время изучению Торы и составлению задуманного им комментария на все книги  Писания. Вновь поселившись в тихом и благочестивом Лунчице, он приступил к работе.

Его комментарий на Пятикнижие включал также аналитические заметки по поводу алахических мидрашей – Мехильты, Сифры и Сифрей. Метод и стиль его толкований восходил к классическим комментариям главы мудрецов Испании дона Ицхака Абраванеля (см.): каждый раздел начинался с перечня вопросов, возникающих при его изучении, а затем давалось последовательное разъяснение этих вопросов.

Во многих случаях его толкования опирались на кабалистическое понимание исследуемой проблемы. Так, комментируя пророческие прозрения из книги Даниэля, Мальбим с помощью сложнейших кабалистических вычислений пришел к выводу, что конечное избавление еврейского народа должно произойти в конце седьмого столетия шестого тысячелетия (по еврейскому летоисчислению). На вопрос, почему он занялся подобными расчетами вопреки суровому предостережению Талмуда (Санхедрин 97б), Мальбим ответил следующей остроумной притчей. «Однажды, еще ребенком, – рассказал он, – я отправился с отцом из Волочиска, где мы жили, в Харьков. Быстро утомившись в тряской телеге, я спросил отца на самом выезде из Волочиска: «Долго ли еще осталось ехать до Харькова?». Отец упрекнул меня за нетерпение и сказал: «Малыш, больше не задавай мне этот глупый вопрос!». Мы путешествовали несколько недель, переезжая из города в город и от одного постоялого двора до другого, но, уязвленный упреком отца, я боялся спрашивать, далеко ли еще до Харькова. И вот однажды, рано утром, отец обратился к одному из извозчиков: «Скажи мне, долго ли еще осталось ехать до Харькова?». Я остолбенел: ведь это был тот самый «глупый вопрос», который отец запретил задавать. «Глупыш, – сказал мне отец, – когда мы только выехали из нашего города, впереди оставалось много недель пути. Но теперь, когда мы уже преодолели весь этот путь и приблизились к пригородам Харькова, этот же вопрос стал очень своевременным и уместным»».

Так и здесь, – пояснил Мальбим, – в первых поколениях после разрушения Храма, когда еще предстояли долгие тысячелетия страданий и скитаний по всему миру, мудрецы Талмуда запретили вычислять сроки конечного избавления. Они поступали так, чтобы евреи не отчаялись, сказав: «Возможно, ли выдержать такое длительное изгнание?». Но теперь, когда, благословение Всевышнему, большая часть пути уже позади и мы стоим на пороге конечного избавления, вполне уместно вычислять его точный срок» (Сарей амеа 1:13).

В 5632 /1872/ году, еще не завершив работу на комментарием, Мальбим вынужден покинуть Лунчиц и вновь принять на себя пост раввина.

Причиной его отъезда стало то, что один лунчицкий коммерсант, в предприятие которого Мальбим вложил все полученное наследство, присвоил эти деньги себе. В синагоге, перед чтением Торы, Мальбим поднялся на биму и при всей общине сказал мошеннику: «Ты присвоил все мои деньги и из-за тебя я вынужден снова стать раввином, прервав работу над книгой. Я не прощаю тебя и твое падение обеспечено». Несколько дней спустя этот человек лишился рассудка – его тело с явными признаками самоубийства обнаружили внегородской черты (Гдолей адорот).

В последующий период Мальбим стал главным раввином крупного белорусского города Могилева. В этой общине он создал образцовую систему благотворительной помощи, стремясь обеспечить каждую бедную семью постоянным источником пропитания.

Следующая история является характерной для его подхода к благотворительности.

Однажды к нему пришла заплаканная вдова: после смерти кормильца она осталась без средств к существованию. «Знаешь ли ты какое-нибудь ремесло?» – спросил Мальбим. Когда выяснилось, что женщина умеет печь очень вкусные пирожки, которые, по ее словам, можно было бы подавать на царский стол, Мальбим предложил ей войти с ним в дело. «Я дам деньги на муку и другие необходимые продукты, – обещал он, – ты будешь печь, и продавать пирожки, а Всевышний пошлет нам Свое благословение».

Получив от Мальбима сто рублей, вдова взяла в аренду просторное помещение и притупила к работе. Ее пирожки с удовольствием покупали все жители города, евреи и не евреи, – и спустя шесть месяцев она явилась к Мальбиму с половиной своей выручки. Просмотрев бухгалтерскую тетрадь, которую старательно вел младший сын вдовы, и, пересчитав деньги, Мальбим сказал: «Все расчеты верны. Однако разумные компаньоны никогда не извлекают свою долю из дела, которое преуспевает. Оставь эти деньги у себя – и в дальнейшем ты не обязана являться ко мне с отчетом: я бы предпочел вкладывать всю свою долю прибыли в расширение нашего дела» (Гдолей адорот; Маасей авот, Реэ).

В последние годы жизни Мальбим возглавлял общину Кенигсберга, крупнейшего города Восточной Пруссии. «Проработав раввином в Кенигсберге, Бухаресте и Лунчице, – говорил Малбим, – я окончательно убедился, что праведность – весьма относительное понятие. Например, в Лунчице праведником называют еврея, который целый день занимается изучением Торы, не покидая дома учения. Средний человек в Лунчице после утренней молитвы отправляется по своим делам, а под вечер вновь возвращается в дом учения и погружается в книги. Нечестивец же только молится в миньяне, но вовсе не учится.

В Кенигсберге все по-другому: здесь праведник молится в миньяне, а перед молитвой Минха немножко учится, средний человек молится в миньяне, но вовсе не учится, а нечестивец молится дома, вообще не заходя в дом учения. Что же касается Бухареста, то там праведник молится в миньяне, но в книги уже не заглядывает, средний человек молится у себя дома, а нечестивец не молится и не учится. Получается, что даже нечестивца в Лунчице нельзя осуждать, потому что в Бухаресте он бы считался праведником» (Гдолей адорот).

Р. Меир-Лейбуш, Мальбим, умер в первый день нового, 5640 /1879/ года, в Киеве – по дороге из Кенигсберга в Кременчуг, где он должен был возглавить общину. Когда служащие похоронного братства вошли в комнату, где лежало тело усопшего, и сняли прикрывавшую его простыню, – комната наполнилась ярким светом. В течение длительного времени служащие стояли в трепете, не решаясь приступить к омовению излучающего свет тела (там же).

После смерти Мальбима были опубликованы его аналитические заметки к Талмуду, озаглавленные Йесод хохмат аэгайон» (Основа науки мышления).

Из его обширного духовного наследия  особый интерес представляет его книга Але летруфа (Целебный лист) – развернутый комментарий на четвертую главу кодекса Рамбама (см.) Мишнэ Тора (Повторение Торы), посвященную вопросам медицины и гигиены.

В книге Яир ор (И воссияет свет) Мальбим убедительно доказывает на основе обширного лексического материала, что в святом языке вообще нет синонимов – каждое слово в Писании обладает особым смысловым значением, отличающим его от других.

Раби Шемуэль бар Йосеф Страшунь (Рашаш; 5554-5632 /1794-1872/ гг.) – выдающийся комментатор Талмуда и мидрашей.

Родился в 5554 /1794/ году в местечке Сосковичи.

Изучал Тору под руководством ученика и родственника Виленского Гаона (см.) р. Авраама Данцига (см.), составителя кодекса Хаей адам (Жизнь человека).

Женился на дочери виленского богача, который предоставил ему возможность целиком посвятить себя изучению Торы.

После свадьбы молодые поселились рядом с тестем, в пригороде Вильно (Вильнюса), Страшуне, – отсюда и фамильное прозвище р. Шемуэля (первоначально его именовали Шемуэль Сосковицер, по месту рождения). Несколько лет спустя семья обосновалась в самом Вильно – жена р. Шемуэля вела дела в принадлежащем им магазине, а он занимался в доме учения, где вокруг него сложилась группа учеников.

Рассказывается, что однажды русский офицер высокого ранга, один из клиентов их торгового дома, возвращая свой долг, потребовал, чтобы расписку о погашении долга подписал сам хозяин магазина. В это время р. Шемуэль давал урок по Талмуду в доме учения, он категорически отказался отправиться в магазин, объяснив пришедшей за ним жене: «Я занимаюсь только изучением Торы и не имею никакого отношения к торговле. Я не могу прерывать занятий, только чтобы удовлетворить причуды этих вояк!». Однако жена настаивала: если р. Шемуэль не придет, генерал не возвратит свой долг, и они понесут большие убытки. «А как бы ты поступила, – спросил р. Шемуэль, – если бы я уже умер, а этот генерал потребовал извлечь меня из могилы, чтобы написать ему расписку?! Так и здесь – когда я занимаюсь Торой Всевышнего, я умираю для всего остального мира. Пожалуйста, не обращайся ко мне по делам торговли». Отчаявшись, женщина возвратилась в магазин и передала генералу слова своего мужа. Ответ р. Шемуэля так понравился генералу, что он удовлетворился подписью хозяйки и немедленно заплатил свой долг (Гдолей адорот).

Р. Шемуэль написал аналитические заметки и примечания к Талмуду, в которых он развивал методы исследования, апробированные в комментариях Виленского Гаона.

В своих заметках он стремился к точному пониманию прямого смысла талмудического текста, предлагая множество оригинальных трактовок, отличающихся от традиционных толкований классических комментаторов. Его заметки отличались гармоничным сочетанием обстоятельности и глубины с простотой и краткостью изложения.

После его смерти эти комментарии были включены в новое издание Талмуда, осуществленное в 5646 /1886/ году в виленской типографии вдовы и братьев Ромм, – они были озаглавлены Агаот вехидушим Арашаш (Примечания и аналитические заметки р. Шемуэля Страшуня). В большинстве последующих изданий комментарии Рашаша печатаются в приложении к каждому тому – они широко изучаются и пользуются высоким авторитетом. Рашаш прокомментировал также классический сборник аллегорий Мидраш раба (Большое собрание мидрашей).

Р. Шемуэль Страшунь, Рашаш, умер в Вильно одиннадцатого адара (второго месяца адар) високосного 5632 /1872/ года, в возрасте семидесяти восьми лет.

Его сын и ближайший ученик р. Матитьяу Страшунь (см.) был одним из руководителей виленской общины в следующем поколении.

Раби Исраэль бар Зеев-Вольф Липкин (р. Исраэль Салантер; Агрис; 5571-5643 /1810-1883/ гг.) один из духовных лидеров своего поколения, основатель этического движения Мусар.

Происходил из рода Виленского Гаона (см.).

Родился шестого хешвана 5571 /1810/ года в литовском городке Загоре.

Изучал Тору у отца, р. Зеева-Вольфа Липкина, раввина г. Телза (Тельшая) и автора комментария Агаот Бен Арье, который печатается в приложении к большинству изданий Талмуда.

В двенадцать лет женился на дочери р. Яакова Эйзенштейна из г. Саланта (Салантая) и поселился у тестя. Прославился в Саланте как илуй (вундеркинд): уже к четырнадцати годам он был сведущ во всех трактатах Талмуда; в этом же возрасте он направил свои хидушим (аналитические заметки) одному из высших алахических авторитетов Европы р. Акиве Эйгеру (см.), назвавшему эти заметки «гениальными из гениальных». В годы юности его основным наставником был р. Йосеф-Зундель Салант (см.), ближайший ученик двух великих духовных лидеров – р. Хаима из Воложина (см.) и р. Акивы Эйгера.

Предание рассказывает, что изо дня в день р. Исраэль тайно следовал за р. Йосефом-Зунделем, который имел обыкновение уходить из города в ближайшую рощу и там изучать этический трактат Месилат йешарим (Путь праведных), посвященный работе человека над своим характером. Юноша с трепетной любовью следил за каждым движением мудреца, у которого он бы очень хотел учиться. Однажды р. Йосеф-Зундель заметил, что кто-то наблюдает за ним, и, раскрыв тайное убежище р. Исраэля, сказал ему: «Исроилке, займись книгами мусара и станешь по-настоящему богобоязненным евреем». С тех пор они начала заниматься вместе (Сарей амеа 2:35).

Спустя много лет р. Исраэль Салантер писал, что его наставник «был подобен лестнице, установленной на земле, а вершиной достигающей неба». Для посторонних глаз р. Йосеф-Зундель казался балабосом – одним из бедных торговцев, озабоченных пропитанием: он и одевался, и вел беседу, как балабос; но при более близком знакомстве под обличием простолюдина открывался выдающийся мыслитель, праведник и знаток Торы (там же 2:37).

Большинство из методов духовной работы, которые р. Исраэль Салантер впоследствии  сделал достоянием всего еврейского мира, были разработаны его наставником р. Йосефом-Зунделем. В свою очередь, р. Йосеф-Зундель развивал те методы воспитания, которые были апробированы в ешиве р. Хаима из Воложина и р. Акивы Эйгера, а еще раньше – в доме учения Виленского Гаона – ведь именно Гаон сформулировал исходный постулат школы мусара: «Основа человеческой жизни – постоянно преодолевать дурные качества характера; и если человек этого не делает, то для чего он живет?!» (Эвен шлема 1:2; р. Дов Элиах, Агаон с. 238, 398).

Около 5598 /1838/ года р. Йосеф-Зундель навсегда уехал в Землю Израиля. Первоначально р. Исраэль Салантер намеревался, во всем следуя путем наставника, достичь высочайшего уровня «скрытого праведника» (цадик нистар) – человека, чьи духовные достижения скрыты под обличием заурядного обывателя.

Готовясь к такому поприщу, р. Исраэль принялся изучать Талмуд наизусть со всеми основными комментариями, чтобы обрести возможность на глазах у всех незаметно и непрерывно заниматься Торой – ведь в книгах у него уже не будет необходимости. Но когда половина Талмуда уже была аккуратно размещена в хранилищах его памяти, р. Исраэль, осознав свое подлинное призвание, решил посвятить дальнейшую жизнь широкому распространению духовной практики, связанной с совершенствованием качеств характера.

В 5600 /1840/ году он начал преподавать в знаменитой виленской ешиве Рамайлес. Его уроки по Талмуду и алахе пользовались большой популярностью, но этот авторитет выдающегося педагога и законоучителя был необходим ему только в качестве прочного фундамента для дальнейшего продвижения идей мусара. В беседах с учениками он убеждал их поставить в центр своего служения заповеди, регулирующие взаимоотношения между людьми (мицвот бейн адам лехаверо). Он говорил: «Стремясь идеально выполнить свои обязанности перед Б-гом (мицвот бейн адам леМаком), человек порой пренебрежительно относится к своим обязанностям перед другими людьми. Старательно выполняя одну заповедь, человек может одновременно с этим совершить десятки грехов. Например, собираясь задолго до рассвета на чтение слихот перед Рош ашана, он может, неаккуратно хлопнув дверью, разбудить других членов семьи и даже соседей – а если кто-то из разбуженных им был болен, то это дополнительный грех» (Сарей амеа 2:36, р. Дов Кац, Тнуат амусар).

Р. Исраэль Салантер призывал своих учеников, относится к заповедям «бейн адам лехаверо» хотя бы с той же педантичностью и серьезностью, как они относятся к запретам шабата или к законам о кашерности пищи. Он боролся против «умственной ограниченности многих из своих современников», которые не желали заниматься «Торой качеств характера» (Сарей амеа 2:35). «Знатоки Торы уже привыкли не обращать внимания на темы, связанные с выработкой в себе богобоязненности и этических качеств, – сокрушался он в одном из писем, – …и это кажется им пустой потерей времени, которое могло бы быть посвящено изучению Торы» (Ор Исраэль).

В 5602 /1842/ году р. Исраэль оставил ешиву Рамайлес и, объединив вокруг себя группу наиболее талантливых учеников, основал Мусар-штибл (дом этики), занятия в котором строились на изучении классических книг мусара – таких как Ховот алевавот (Обязанности сердец) р. Бахье Ибн Пакуды (см.) и Месилат йешарим р. Моше-Хаима Луцато (Рахмаля; см.).

Вечерами в Доме этики собирались люди из всех слоев виленского общества: знатоки Торы, ремесленники, коммерсанты, рабочие, даже студенты и люди свободных профессий, объединенные стремлением к самосовершенствованию и духовному росту.

Изучение мусара проходило очень эмоционально – по свидетельству самого р. Исраэля, обсуждения «сопровождались душевными бурями» и «уста высекали языки пламени» (Ор Исраэль 2). Вместе с тем занимающиеся стремились глубоко понять и осмыслить прочитанное. На вопрос «Как изучают Мусар?», заданный одним из начинающих учеников, р. Исраэль дал, на первый взгляд, парадоксальный ответ: «Точно так же, как и Талмуд». Заметив, что ученик не уловил смысл ответа, р. Исраэль пояснил: «Как ты изучаешь Талмуд? Ты стараешься понять. Точно так же следует осваивать и Мусар» (Алей шур 2 с. 166). Каждое высказывание мудрецов «повторялось множество раз – до тех пор, пока оно не совершало свое воздействие: в конце концов, изучающий чувствовал и осознавал, что именно ему необходимо исправить в своей душе, и после этого он поднимался на следующую ступень, переходя к работе по исправлению своих влечений» (Ор Исраэль 30).

Результаты педагогической деятельности р. Исраэля ярко проявились, когда в конце 5608 /1848/ года в Вильно вспыхнула эпидемия холеры и ученики «Дома этики» организовали штаб по борьбе с болезнью.

Собрав значительные благотворительные средства, р. Исраэль арендовал больницу, рассчитанную на полторы тысячи коек. В ней работали посменно, круглые сутки, обслуживая больных, около семидесяти его учеников, молодых знатоков Торы. Он обещал родителям этих учеников, что ни один из молодых людей не заразится, и все возвратятся по домам живыми и невредимыми, поскольку заняты выполнением заповеди. Так и произошло, несмотря на то, что болезнь распространялась стремительно, унося сотни жертв.

Р. Исраэль и сам постоянно навещал больных, обеспечивая их лекарствами и продуктами питания. В субботние дни он следил, чтобы больные не ограничивали себя алахическими запретами, – ведь, когда жизни человека угрожает опасность, отменяются все запреты шабата.

Чтобы убедить «ревнителей веры» из числа больных, р. Исраэль и его ученики сами совершали запрещенные в шабат действия по уходу за ними – например, они рубили дрова и разводили огонь в печах, чтобы прогреть больничные помещения.

За несколько дней до Йом кипура 5609 /1848/ года, когда эпидемия достигла своего апогея, он объявил своим измученным помощникам, что им не следует поститься в этот святой день, так как их здоровью угрожает опасность. Он также обучил их, в каких дозах, и с какими промежутками следует принимать пищу, чтобы нарушение поста было минимальным. Он рекомендовал значительно сократить время молитвы и быть как можно больше времени на свежем воздухе.

В канун Йом кипура на стенах домов были расклеены объявления, подписанные руководителями раввинского суда Вильно: «Следуя воле Б-га и законам Торы, в связи со смертельной опасностью мы разрешаем есть и пить в день поста». Тем не менее, праведные жители Вильно не решались нарушить святость этого дня. И тогда р. Исраэль поднялся во время утренней молитвы на биму (возвышение, с которого читают Тору) и попросил, чтобы служка принес ему печенье. Громко благословив, р. Исраэль съел печенье на глазах у молящихся. Затем он обошел все другие дома молитвы, съедая в каждом из них по кусочку, – лишь после этого люди подчинились решению раввинского суда, позволив себе прикоснуться к воде и пище (Сарей амеа 2:35; Дов Кац, Тнуат амусар; Маасей авотейну, Бешалах).  

Вскоре после завершения эпидемии виленские «просветители» предложили р. Исраэлю возглавить «казенное раввинское училище», созданное в городе по указанию правительства.

Несмотря на то, что подлинной целью заведения было воспитание в «антиталмудическом духе», его организаторы понимали: они смогут привлечь сердца молодых людей только в том случае, если во главе училища встанет авторитетный знаток Торы, подобный р. Исраэлю Салантеру. Р. Исраэль разъяснил им, что в еврейской традиции «никогда не изучали Тору, чтобы становиться раввинами, – Тору изучали лишма (ради нее самой), чтобы знать и выполнять приказы Всевышнего». По его мнению, «дипломированные раввины» были бы подобны «таким дипломированным врачам, которые оканчивают университет не столько для того, чтобы освоить науку врачевания, сколько для того, чтобы приобрести связанные с дипломом материальный достаток и положение в обществе» (Сарей амеа 2:35).

«Просветители» обратились за помощью к российскому министру просвещения Уварову, который лично посетил р. Исраэля и попытался уговорить его. Вскоре после этой беседы р. Исраэль спешно покинул Вильно, опасаясь преследования властей за отказ принять «почетное» назначение (Р. Дов Кац, Тнуат амусар).

Поселившись в Ковно (Каунас) в 5609 /1849/ году, р. Исраэль основал и в этом городе Мусар-штибл (Дом этики). Он собрал вокруг себя группу выдающихся молодых знатоков Торы, которые должны были «со временем стать замечательными образцами для всего народа Израиля». Р. Исраэль стремился воспитать новое поколение руководителей еврейских общин – в противовес тем «раввинам», которых готовили в казенных училищах Вильно и Житомира. По свидетельству современника, «обучение строилось на выработанных им методах совершенствования характера – причем, основное внимание уделялось избавлению от высокомерия, чрезмерного честолюбия и мировой суетности и укоренению в своей душе привычки довольствоваться малым, предъявляя к себе самые высокие требования» (Р. Меир Гальперин, «Гадоль» из Минка, с. 48).

Среди ближайших учеников р. Исраэля в ковенском Доме этики были р. Симха-Зисл (Саба из Кельма; см.), р. Нафтали Амстердам (см.), р. Ицхак Блазер  (р. Ицеле Петербургер; см.), р. Элиэзер Гордон из Телза (см.) и многие другие раввины, ставшие духовными лидерами следующего поколения евреев Европы, Земли Израиля и Америки.

Р. Исраэль часто объезжал небольшие литовские местечки, создавая в них группы по изучению книг мусара – эти группы объединяли в первую очередь ремесленников и торговцев, которые учились в свободное от работы время.

Рассказывается, что один из коммерсантов, который мог выделить для занятий только час в день, спросил у р. Исраэля: «Что мне следует изучать в этот час – Мусар или Талмуд?». «Изучайте Мусар, – ответил р. Исраэль, – и тогда у Вас появится дополнительное время для изучения Талмуда».

Р. Исраэль привлекал учеников и последователей не только вдохновляющими уроками и беседами, но и магнетическим воздействием своей личности: искренностью, открытостью, простотой и, главное, чрезвычайно доброжелательным и заботливым отношением к людям.

Рассказывается, что в начале своего пребывания в Ковно он некоторое время жил в доме одного состоятельного и богобоязненного коммерсанта, который тоже стал его учеником. Вскоре домочадцы хозяина заметили, что р. Исраэль берет для омовения рук лишь минимальное количество воды – несмотря на то, что в доме всегда стояли полные ведра. Набравшись смелости, хозяин дома спросил о причине этого: ведь в кодексе Шульхан арух сказано, что «хотя и достаточно рвиита (ок. 150 гр.) воды, лучше всего все же не скупиться и омывать руки большим количеством воды» (Орах хаим 155:10). «Я видел, что ваша служанка приносит воду издалека, – пояснил р. Исраэль. – Поднимаясь от колодца, стоящего внизу, к дому на высоком холме, она чуть не падает под тяжестью ведер. Я не могу устрожать в выполнении заповеди омовения рук за ее счет» (Сарей амеа 2:36).

Р. Исраэль говорил: «Человек должен в первую очередь заботиться о потребности души, а потом уже – о потребности тела. Но это верно только в том случае, когда речь идет об его душе и его теле. Если же он должен заботиться о других людях, то в первую очередь, следует побеспокоиться об удовлетворении их материальных нужд».

«Я часто видел, как из синагоги зазывают прохожих: «Минха! Минха! Недостает одного в миньян!», – говорил он с мягкой иронией ученикам. – Но я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь зазывал из окон своего дома: «Обед! Обед! Недостает одного на зимун (благословение, произносимое после трапезы, для которого требуется трое мужчин)» (там же).

Однажды его ученики, собиравшиеся в канун праздника Песах выпекать мацу, спросили: «Научите нас, наставник, на что следует обращать особое внимание при этом процессе?». «Обратите особое внимание на то, – предостерег их р. Исраэль,– чтобы не подгонять и не упрекать женщину, которая будет  замешивать вам тесто. Ведь она вдова, и если вы обидите ее, то нарушите запрет Торы «Никакой вдовы и сироты не притесняйте» (Шмот 22:21)» (Маасей авотейну, Ки таво).

Неимущие, вдовы и сироты видели в р. Исраэле Салантере своего заступника и защитника.

Ковенская ночлежка для бедных (экдеш) располагалась в старом, полуразрушенном флигеле с заплесневелыми стенами: нищие странники и бездомные спали на полу, едва прикрытом грязной соломой, – а руководители общины отказывались благоустроить помещение, ссылаясь на то, что касса общины пуста. И тогда р. Исраэль переселился в экдеш и улегся спать вместе с нищими на грязном полу. Узнав о случившемся, все руководители общины прибежали в ночлежку, но р. Исраэль отказался возвратиться домой до тех пор, пока не приступят к ремонту здания. В тот же день необходимые средства были собраны (Сарей амеа 2:36; Гдолей адорот).

Однажды, когда р. Исраэль навестил г. Салант, в котором прошла его юность, к нему обратилась за помощью бедная вдова. Она рассказала, что пришла в Салант со своим сыном, чтобы собирать милостыню. По приказу руководителей общины ее сына захватили на улице и отдали в рекруты под именем одного из очередников – юноши из Саланта.

Р. Исраэль остался в городе на шабат. После утренней молитвы все почтенные граждане города пришли к нему в гостиницу на кидуш, рассчитывая получить благословение из уст праведника. Однако сразу после кидуша р. Исраэль вскочил на ноги и начал громко обличать руководителей общины, называя их «похитителями людей» и «бандитами». Обратившись к одному из них, он сказал: «Вот ты, «праведник», настолько устрожаешь в законах шабата, что обвязываешь носовой платок вокруг шеи даже там, где есть эрув и разрешено носить платочек в кармане. Почему же ты не побоялся слов Торы: «И кто украдет человека и продаст его, …должен быть казнен смертью» (Шмот 21:16?!)». «А ты, – повернулся р. Исраэль к другому старосте, хорошо знакомому ему с детства, – ты, который так придирчиво следишь за кашерностью мацы и так педантично выбираешь себе этрог, почему ты не испугался преступить запрет Торы «Никакой вдовы и сироты не притесняйте» (там же 22:21)?!». «Запрещено находиться в обществе подобных вам нечестивцев!», – завершил р. Исраэль этот разговор и немедленно пешком покинул Салант.

Руководителям общины не оставалось иного выхода, как прямо в шабат отправиться к офицеру, ответственному за рекрутский набор, и объяснить ему, что произошла «ошибка»: сданный в кантанисты ребенок не является тем, кто значится в призывном списке. Сироту освободили, и старейшины отправили посланца в погоню за р. Исраэлем. После долгих поисков его нашли в окрестностях города – он сидел на земле, обхватив голову руками. Узнав, что ребенок освобожден, р. Исраэль согласился вернуться в город, и принял участие в субботней трапезе (Маасей авотейну, Мишпатим).

Непримиримый и даже жесткий в борьбе за интересы обездоленных, р. Исраэль Салантер проявлял исключительную терпимость, когды обиды и оскорбления касались лично его: за обиду он сторицей  платил любовью.

Однажды в поезде, по дороге из Ковно в Вильно, некий молодой аврех (молодой знаток Торы) грубо оскорбил р. Исраэля. Молодой человек и не подозревал, что перед ним один из величайших мудрецов поколения – ведь, подобно своему учителю, р. Йосефу-Зунделю из Саланта, р. Исраэль не носил раввинского костюма: он всегда одевался, как бедный ремесленник и торговец. Однако когда на перроне в Вильно многолюдная толпа устроила р. Исраэлю торжественную встречу, аверх понял свою ошибку. Он не смог успокоится до тех пор, пока, явившись в дом, где остановился р. Исраэль, не попросил у него прощения. Р. Исраэль расспросил авреха, с какой целью он прибыл в Вильно, а затем, затратив значительные усилия и время, помог ему успешно завершить дело. В момент расставания, поблагодарив р. Исраэля, аврех спросил, почему тот заботился о нем, будто о своем близком родственнике. «Я скажу тебе правду, – отозвался р. Исраэль. – Когда сразу после приезда ты попросил у меня прощения за происшедшее в поезде, я простил тебя от всего сердца. Однако проблема в том, что человек не властен над своим подсознанием, и я очень боялся, что в тайниках души у меня все-таки остался неприятный осадок и претензии по твоему адресу. Поэтому я постарался сделать для тебя как можно больше хорошего и стать твоим другом – ведь такова человеческая природа: чем больше добра мы делаем своим ближним, тем сильнее их любим» (Сарей амеа 2:37).

Достигнув высочайшего духовного уровня, р. Исраэль продолжал непрерывную работу по совершенствованию своего характера.

Он говорил, что в юности надеялся изменить весь мир, затем решил сосредоточиться на евреях своей страны, затем – на евреях своей общины, а теперь надеется хоть чуть-чуть изменить самого себя.

Р. Исраэль рассказывал своим ученикам о беседе, ставшей для него символической. Однажды, поздно вечером, он возвращался из своего Дома этики и увидел знакомого сапожника, работающего в мастерской при тусклом свете свечи. «Почему вы работаете в такое позднее время?», – удивился р. Исраэль. «Ребе, – ответил мастер, – пока свеча горит, еще можно чинить». Расставшись с сапожником, р. Исраэль в течение долгих часов повторял поразившую его фразу: «Пока свеча горит, можно чинить!» – пока человек жив, все еще можно изменить и исправить (Сарей амеа 2:38; Маасей авотейну, Ницавим).

Деятельность р. Исраэля Салантера в значительной степени сблизила «литовское» направление и хасидизм. Некоторые хасиды даже приходили к р. Исраэлю как к своему «Ребе». Однажды состоятельный хасид передал ему пидьен – крупную сумму денег. «Так у нас принято, – пояснил гость удивленному р. Исраэлю. – Посещающий праведника передает ему деньги на благотворительные нужды, чтобы в заслугу этого, праведник пробудил к нему небесное милосердие своей молитвой». «У вас праведником называется тот, кто протягивает руку и берет?! – удивился р. Исраэль. – Мне думается, что настоящий праведник тот, кто дает деньги на цдаку. Поэтому, пожалуйста, помолись за меня, чтобы пробудить ко мне небесное милосердие» (Сарей амеа 2:35).

Последний период своей жизни р. Исраэль провел вне Литвы, сохраняя, тем не менее, тесные связи с учениками. Посетив Германию для лечения, он увидел, какой страшный вред нанесли реформисты еврейским общинам в этой стране, и он решил принять бой на территории противника.

В 5617 /1857/ году р. Исраэль поселился в г. Кенигсберге, столице Восточной Пруссии. Он создал группы еврейских студентов университета, с которыми изучал книги Пророков, Талмуд и Мусар, помогая им возвратиться к соблюдению заповедей. В этой работе он действовал в союзе с главным раввином Кенигсберга р. Яаковом-Цви Мекленбергом (см.), автором книги Актав веакабала (Писание и устная традиция), который также был решительным противником реформизма.

Р. Исраэль стремился преодолеть ту пропасть, которая пролегла в Европе между харедим (последователями традиции) и реформистами. Он говорил: «Если бы я жил в поколение р. Моше Софера (Хатам Софера; см.) то ни в коем случае не пошел бы его путем – я не стал бы отлучать реформистов от общин, объявляя их неевреями. Я попытался бы путем дискуссий и обсуждений убедить Авраама Гейгера и его сторонников в своей правоте. Если бы они не приняли моих доводов, я бы сделал вид, что согласен с ними. Я бы им сказал: «Братья, вы хотите сделать «реформированную синагогию» – давайте сделаем ее вместе. В их «синагогию» я бы посадил десять знатоков Торы, чтобы они изучали законодательные кодексы и книги мусара. И я убежден, что, в конце концов, подобная «синагогия» превратилась бы в дом учения» (Сарей амеа 2:35).

В 5620 /1860/ году р. Исраэль переехал в пограничный город Мемель (Клайпеда). В 5622 /1862/ году он начал выпускать журнал Тевуна (Мудрость), пропагандирующий идеи мусара.

В этом издании печатались  статьи и аналитические заметки таких выдающихся духовных лидеров поколения, как р. Шемуэль Салант (см.), р. Ицхак-Эльханан Спектор (см.), р. Йосеф-Дов Соловейчик (Бейт алеви; см.) и р. Хаим Берлин (см.). В этом журнале впервые были опубликованы знаменитые «Послания об этике» – письма р. Исраэля Салантера, направляемы им из Германии к своим литовским ученикам.

В 5640 /1880/ году семидесятилетний р. Исраэль покинул Германию и отправился в Париж, где поселилось множество евреев – эмигрантов из России и Польши. Многие эмигранты старались как можно быстрее избавиться от своей «местечковой» одежды и стать «настоящими парижанами» – вместе с одеждой они сбрасывали с себя и свое «обветшавшее еврейство».

За два года, проведенные в Париже, р. Исраэль создал несколько групп, в которых он преподавал Тору и учение мусара. Он помог организогвать еврейскую молочную ферму и кашерный забой скота, а также построить микву – бассейн для ритуального омовения, отвечающий всем требования закона.

Р. Исраэль часто говорил: «Все евреи ответственны друг за друга, и все общины связаны неразрывными нитями – если в Ковно злословят в часы молитвы, то в Париже вследствие этого нарушают святость шабата».

В 5642 /1882/ году произошло несколько настораживающих событий, заставивших его покинуть Париж.

Однажды в комнату, где р. Исраэль занимался Торой, ворвался потерявший рассудок еврей, угрожая убить его, если он в ту же минуту не приведет Машиаха. Нападавший выбежал, чтобы схватить лежащую у порога палку, – в этот миг р. Исраэль успел запереть за ним дверь и спас себе жизнь. Через несколько дней после этого нападения р. Исраэль поскользнулся на темной лестнице, рядом с дверью своей квартиры, и пролетел тринадцать ступеней вниз – чудом он остался целым и невредимым. Эти происшествия стали для него сигналом, что его миссия в Париже окончена.

В 5643 /1883/ году р. Исраэль возвратился в Кенигсберг, оставив во главе созданной им парижской общины своего ученика р. Йег̃ошуа-Эшиля Левина (см.). В середине месяца шват р. Исраэль тяжело заболел – в это время вся его семья была в Литве, у родных, а с ним находился лишь его шамаш (служка). Последние часы своей жизни р. Исраэль, по своему обыкновению, посвятил заботам о другом человеке: он старался успокоить напуганного шамаша, убеждая его, что мертвое тело не может причинить человеку  никакого вреда, а, следовательно, нет никакой опасности в пребывании с ним под одной крышей (Р. Дов Кац, Тнуат амусар).

Р. Исраэль Салантер умер в Кенигсберге двадцать пятого швата 5643 /1883/ года.

Всю жизнь р. Исраэль прожил в крайней бедности, получая лишь грошовое пособие от своих учеников, – от большего он отказывался. В наследство своим детям он оставил только поношенный талит и тфилин; у него даже не было ни одной собственной книги – необходимые ему книги он всегда брал взаймы (Гдолей адорот). Его многочисленные рукописи, посвященные проблемам мусара, были собраны и изданы его учениками. В сборник Ор Исраэль (Свет Израиля), опубликованный р. Ицхаком Блазером, была включена также краткая биография р. Исраэля. Другой важный сборник его статей получил название Эвен Исраэль (Камень Израиля).

Ученики р. Исраэля Салантера создали целый ряд ешив, в которых изучение Талмуда сочеталось с занятиями мусаром: в штате таких  ешив появился особый духовный руководитель – машгиах, помогающий ученикам в процессе их нравственного совершенствования и роста. Первые из этих ешив начали свою работу еще при жизни р. Исраэля Салантера: среди них ешива в Кельме, основанная р. Симхой-Зислом Зивом (Сабой из Кельма), и ешива Кнессет Исраэль в пригороде Ковно, Слободке, возглавляемая знаменитым машгиахом р. Натаном-Цви Финкелем (Сабой из Слободки; см.).

Раби Нафтали-Цви-Йег̃уда бар Яаков Берлин (Нецив из Воложина; 5577-5653 /1817-1893/ гг.) – глава Воложинской ешивы, один из духовных лидеров поколения.

Происходил из старинного раввинского рода, восходящего корнями к одному из ранних тосафистов.

Родился в белорусском местечке Мир. Его отец р. Яаков Берлин, был известным знатоком Торы и филантропом. В детстве Нафтали плохо успевал в учебе. И поскольку все его старания не приносили плодов, было решено забрать его из хедера и обучать ремеслу. Однако, узнав об этом, ребенок так горько разрыдался, что ему дали в виде испытания еще год. И этот год оказался очень успешным (Гдолей адорот).

В одиннадцать лет Нафтали был принять в Воложинскую ешиву и занимался под руководством главы ешивы р. Ицхака Воложинера (р. Ицеле; см.). В 5593 /1833/ году он женился на Батье-Мирьям, второй по старшинству дочери р. Ицхака.

В этот период он учился минимум по шестнадцать часов в сутки, не включая канун шабата и сам шабат, а также все праздники. Даже после изнурительного поста Йом кипура р. Ицхак застал своего юного зятя в доме учения – он стоял в тазу с ледяной водой, чтобы усталость не свалила его, и усердно учился.

Взяв за образец метод Виленского Гаона (см.), р. Нафтали начинал исследование каждой проблемы от Пятикнижия, затем переходил к Талмуду, потом – к книгам вавилонских гаонов и средневековых комментаторов и т.д. Многолетним трудом он приобрел феноменальную эрудицию во всех разделах Торы (Сарей амеа 5:12; Гдолей адорот).

В 5660 /1840/ году р. Нафтали начал работу по составлению обстоятельного комментария к древнему алахическому мидрашу Сифри, служащему своеобразным соединительным звеном между Пятикнижием и Талмудом.

Фрагменты своего комментария он направил на отзыв одному из величайших мудрецов поколения р. Давиду Лурии (Радалю; см.) который отозвался об авторе так: «взошла новая звезда на небосклоне еврейства» (Гдолей адорот). 

Спустя много лет этот комментарий был издан отдельной книгой под названием Эмек Анецив (Долина Нецива); р. Нафтали вошел в еврейскую историю под кратким именем Нецив, представляющий собой аббревиатуру слов «Нафтали-Цви-Йеуда-Берлин».

Наряду с широчайшей алахической эрудицией, Нецив приобрел глубокие познания в языке Писания.

Рассказывают, что однажды, посетив Вильно (Вильнюс), он познакомился с одним из вождей российских «просветителей» Йег̃ошуа Штернбергом, который в то время считался крупнейшим специалистом в области еврейской лингвистики. Пораженный тем, как свободно Нецив ориентируется в лексике и грамматике святого языка, Йег̃ошуа Штернберг спросил: «Как Вам удалось приобрести такие познания, если Вы с ранней юности посвящали свои дни и ночи изучению талмудической литературы и законодательных кодексов, – ведь мы, ученые, отдаем изучению языка все свое время и всю энергию?».

Нецив ответил на вопрос притчей. Один купец приобрел в магазине большую партию товара, и ему бесплатно упаковали покупки, истратив на упаковку несколько рулонов бумаги и мотков бечевки. Увидев это, один из посетителей магазина, который ничего не купил, потребовал, чтобы и ему бесплатно выдали столько же упаковочного материала, – но ему разъяснили, что бумага и бечевка выдаются лишь в придачу к товару. Тот, кто хочет получить только упаковочный материал, должен за него заплатить. «Так же обстоит дело и с ивритом, который служит лишь оболочкой для Торы, – пояснил Нецив свою притчу. – И так же во всем: если еврей бескорыстно и самоотверженно изучает Тору, другие познания даются ему в подарок, как бечевка и оберточная бумага. Но если еврей, не изучая Тору, занимается лишь чужими науками, ему приходится платить за них своим тяжелым трудом» (Сарей амеа 5:13).

В 5607 /1847/ году еще при жизни р. Ицхака Воложинера, Нецив начал давать уроки в Воложинской ешиве. В 5614 /1854/ году, в возрасте тридцати семи лет, он возглавил общину г. Воложина и ешиву, в которой обучалось около четырехсот юношей. В течение первых лет он руководил ешивой вместе с р. Йосефом-Довом Соловейчиком (Бейт алеви; см.), а затем – самостоятельно.

В его ешиве, как и в доме учения Виленского Гаона, особое внимание уделялось изучению Пятикнижия – каждый день, после утренней молитвы, он давал урок по недельной главе. На основе этих уроков впоследствии была создана книга Аэмек давар (Углубись в слово), содержащая его толкования на Пятикнижие (она вышла в свет в Вильно в 5640 /1880/ г.).

В других ешивах того времени Пятикнижием, как правило, не занимались вообще, целиком сосредотачиваясь на изучении Талмуда и алахи. Нецив мягко иронизировал над современными ему «знатоками Торы», которые «знают Писание по его упоминаниям в Талмуде, а Талмуд по его упоминаниям в комментарии Кцот ахошен» (Сарей амеа 5:12).

В ешиве Нецива изучались все трактаты Талмуда по порядку, причем основное внимание уделялось точному пониманию прямого смысла – а не пилпулю (головоломным алахическим построениям), как во многих других ешивах (конспекты его уроков по Талмуду были изданы в 5714 /1954/ году под названием Меромей саде /Возвышенности в поле/).

Ешива стала как бы огромной семьей Нецива. Его квартира располагалась на первом этаже учебного здания, так что вся его жизнь проходила под аккомпанемент несмолкающего хора голосов, произносящих слова Торы.

Нецив не спал больше двух часов кряду – и каждую ночь приходил в учебный зал ешивы, чтобы поддержать занимающихся там юношей и помочь им разобраться в изучаемом материале.

Его любовь к ученикам не знала границ – однажды, на исходе вьюжной зимней ночи, главу ешивы застали на улице: вооружившись лопатой, он расчищал дорожки, чтобы на рассвете ученики могли свободно выйти из общежития.

Выпускники ешивы вспоминали, что и они тоже видели в ешиве свой дом. Жена Нецива, ребецин Батья-Мирьям, сама выросшая в ешиве, по-матерински заботилась о каждом юноше: если кто-то из них заболевал, она по нескольку раз в день навещала его, ухаживала за ним и готовила для него пищу.

В ешиве сложился обычай, что те ученики, которые не разъезжались на пасхальные каникулы по домам, проводили седер за семейным столом Нецива. Бывали годы, когда сотни учеников оставались на Песах, чтобы насладиться Седером вместе с главой ешивы и послушать его рассказ об исходе из Египта, продолжавшийся, как правило, до рассвета. За несколько дней до праздника жена и дочери Нецива усердно трудились, готовя пасхальное угощение для сотен учеников (Сарей амеа 5:13; Гдолей адорот).

За те четыре десятилетия, когда Нецив возглавлял Воложинскую ешиву, она стала духовным центром всего российского еврейства. В ней учились самые одаренные юноши, желающие посвятить свою жизнь изучению Торы. За эти годы из стен ешивы вышло более двадцати тысяч учеников – многие из них стали главами общин и ешив по всему еврейскому миру, от Земли Израиля до Америки.

Все эти годы ешива находилась в трудном материальном положении, расходы в ее бюджете превышали благотворительные поступления – и Нецив плакал, когда из-за нехватки средств не мог принять в ешиву новых талантливых учеников (Сарей амеа 5:13).

В 5621 /1861/ году вышла в свет его новая книга Аэмек шеэла (Углубись в вопрос) – развернутый комментарий на алахический кодекс Шеильтот (Воспросник), принадлежащий перу вывилонского гаона р. Ахая из Шабхи (см.) Эта книга поставила Нецива в ряд самых авторитетных законоучителей своего поколения.

Его респонсы – ответы на сложнейшие вопросы, присылаемые ему со всех концов диаспоры, – были собраны в книгу Мешив давар (Дающий ответ),  опубликованную уже после смерти Нецива.

После ранней смерти жены Нецив намеревался переселиться в Землю Израиля, где уже обосновался его отец. Однако переезд был отложен, поскольку в возрасте пятидесяти лет Нецив женился вторично – на двадцатилетней Мирл, дочери выдающегося законоучителя р. Йехиэля-Михла Эпштейна (Арух ашульхан; см.). Нецив не хотел подвергать молодую жену трудностям далекого переезда, но они решили переселиться на Святую Землю в дальнейшем, когда кто-нибудь сможет заменить Нецива в руководстве ешивой (Сарей амеа 6:6).

В течение длительного времени российские власти оказывали на Нецива административное давление, требуя, чтобы он ввел в программу ешивы изучение общеобразовательных предметов, и в первую очередь, русского языка, сократив соответственно время на занятия традиционными еврейскими дисциплинами.

Нецив не уступил нажиму – и в среду, пятого швата 5652 /1892/ года, около десяти часов утра в ешиву явились жандармы и предъявили главе ешивы указ об ее закрытии.

Жандармы потребовали, чтобы все покинули учебное помещение. Нецив остался в здании последним, а когда все вышли, семидесятилетний глава ешивы потерял сознание – и его вынесли на руках (Гдолей адорот).

Нецив и учащиеся ешивы были подвергнуты административной высылке из Воложина.

Высоко оценивая стойкость и упорство, проявленные Нецивом в борьбе с правительством, Хафец Хаим (см.) отмечал: «Если бы он согласился включить общеобразовательные предметы в программу Воложинской ешивы, тогда в нашем поколении Тора оказалась бы, не дай Б-г, забытой. Ведь дурное начало действует именно таким методом: сначала выделают два часа в день на общеобразовательные предметы, а в конце остается только два часа на изучение Торы. …Но благодаря тому, что он решил проявить твердость и стоял до конца, не соглашаясь ни на какие компромиссы, Тора нашла себе другие пути и тропы – открылись новые ешимвы без общеобразовательных предметов в других городах Литвы и Польши, и они  стали крепостями Торы для нашего поколения. Так пробиваются воды родника: если ты преградишь им путь с одной стороны, они найдут себе дорогу с другой» (Маасе лемелех с. 251).

Несколько месяцев Нецив пробыл в Минске, пытаясь добиться отмены правительственного указа, – но безуспешно. Затем он временно остановился в Варшаве, рассчитывая в скором времени отправиться в Землю Израиля.

В последние годы жизни слава Нецива особенно возросла. Он иронически сетовал: «В этом мире  все шиворот-навыворот. Когда  в молодости я днями и ночами трудился над познанием Торы, обо мне говорили, что я «Думающий и эрудированный аврех». Когда я возглавил Воложинскую ешиву и из-за множества забот и хлопот уже не мог заниматься изучением Торы с прежним усердием, меня стали  называть «великий гаон». Теперь же, когда я состарился, ослаб и забыл даже то, что знал, обо мне стали писать, что я «наставник всего народа Израиля». В общем, чем меньше я учился, тем выше меня превозносили» (Сарей амеа 5:13; Гдолей адорот).

В Варшаве Нецив столкнулся с многочисленными «берлинерами» – «просветителями», стремившимися захватить власть в общине.

Рассказывают, что один из варшавских богачей, который в течение многих лет щедро поддерживал Воложинскую ешиву, пригласил Нецива на свадьбу своей дочери. В самый разгар торжества, стоя под хупой, жених притянул к себе невесту и поцеловал ее. В ту же секунду Нецив покинул зал торжества. Однако отец невесты догнал его и принялся разъяснять, что таков обычай нового поколения. Нецив кратко ответил: «Что мне до обычаев нового поколения?! Я знаю только, что «перед глазами всего Израиля» – это конец Торы (Пятикнижие завершается словами «…перед глазами всего Израиля». Дварим 34:12)» (Сарей амеа 5:13).

В то же время Нецив решительно выступал против окончательного отделения ортодоксальных хранителей веры от «просветителей», как это практиковалось во многих городах Германии и Австро-Венгрии. Нецив пророчески предвидел, что окончательное слияние евреев всех идеологических направлений в единый народ произойдет на Земле Израиля. Он писал: «Как в дни писца Эзры, который вывел из Вавилона тысячи евреев, находившихся на разных духовных уровнях, – и богобоязненных знатоков Торы, и тех, кто взял иноземных жен, привык к осквернению шабата и вообще не знал Торы, – все они, собравшись на Земле Израиля, начали отстраивать ее города, и Земля наполнилась их потомками; так и нам следует пробудиться, услышав голос Всевышнего, звучащий от одного конца мира до другого, – во всех места, где рассеяны наши братья, из всех слоев  и из всех идеологических групп, всех их следует побуждать к восхождению в Землю Израиля и к ее освоению» (там же).

И когда один из посланцев Земли Израиля, посетив Нецива, начал рассказывать ему о том духовном беспределе, который творят на Святой Земле, новые еврейские поселенцы, сбросившие с себя «ярмо Торы», Нецив закричал на рассказчика: «Мерагель (Шпион), выйди из моего дома!». Гость попытался объяснить, что рассказывает чистую правду, но Нецив ответил: «Мераглим (разведчики, посланные Моше) тоже рассказывали чистую правду! …Тот, кто порочит Землю Израиля, даже если говорит правду, – мерагель, и его грех очень тяжело искупить» (там же).

Последние месяцы в Варшаве Нецив страдал от тяжелых сердечных болей. Когда болезнь обострилась, он взял с жены обещание, что после его смерти она переедет в Землю Израиля.

Р. Нафтали-Цви-Йег̃уда Берлин, Нецив из Воложина, умер в Варшаве двадцать восьмого ава 5653 /1893/ года через восемьнадцать месяцев после закрытия Воложинской ешивы.

Выступая на погребальной церемонии, его сын р. Хаим Берлин (см.) сказал: «Когда Иерусалимский Храм уже был охвачен пламенем, молодые коэны поднялись на крышу Святилища и бросили ключи от Храма вверх, к Б-гу, – и рука, протянутая с Небес, приняла ключи. Точно так же, когда была разгромлена святая Воложинская ешива, протянулась рука с Небес и приняла «ключи» от ешивы – Нецива, который был ключом к ее успеху и уникальности» (Гдолей адорот).

Его сын и ближайший ученик р. Хаим Берлин был главным раввином Москвы, а затем – Йерушалаим.

Другой его сын, р. Меир Бар-Илан (см.), был одним из духовных лидеров и идеологов Мизрахи – движения религиозного сионизма.

Раби Йосеф-Дов бар Ицхак-Зеев Алеви Соловейчик (Бейт алеви; 5580-5652 /1820-1892/ гг.) – выдающийся законоучитель, один из духовных лидеров поколения.

Правнук р. Хаима из Воложина (см.), основателя знаменитой Воложинской ешивы (его бабушка по отцовской линии была дочерью р. Хаима).

Изучал Тору у отца, занимающего пост раввина в белорусском городе Несвиже, а затем в Ковно (Каунасе).

К восьми годам он уже основательно изучил несколько трактатов Талмуда из разделов Нашим и Незикин (Сарей амеа 5:14).

Учился в Воложинской ешиве под руководством р. Ицхака Воложинера (р. Ицеле; см.). Его ближайшими товарищами по учебе были р. Нафтали-Цви-Йег̃ошуа Берлин (Нецив; см.) и р. Шемуэль Могилевер (см.), дружескую связь с которыми он сохранил на всю жизнь. По совету р. Ицхака Воложинера он некоторое время учился у выдающегося законоучителя р. Шломо Клугера (Мааршака; см.), раввина галицийского города Броды.

В шестнадцать лет р. Йосеф-Дов уже давал уроки в знаменитом Блюмкес клойзе – минском доме учения; позднее он возглавил одну из ешив Минска.

В 5614 /1854/ году, в возрасте тридцати четырех лет, он стал одним из двух руководителей Воложинской ешивы – наряду с Нецивом.

Его уроки отличались острой постановкой проблем и исключительной глубиной анализа – однако в дальнейшем ешива пошла по пути, предложенному Нецивом; предпочтение было отдано приобретению широчайшей талмудической эрудиции и точному усвоению прямого смысла текста.

В 5625 /1865/ году р. Йосеф-Дов стал главой раввинского суда г. Слуцка.

Когда он подъезжал к Слуцку, ему навстречу вышло большинство евреев города – с женами и детьми. Руководители общины выпрягли лошадей из его повозки и повезли его сами – такой почет оказывался только величайшим знатокам Торы (там же).

Однако через некоторое время р. Йосеф-Дов вступил в конфликт с руководителями общины, многие из которых, будучи очень состоятельными людьми, пытались навязать общине власть денег вместо власти Торы.

Сумев сохранть полную независимость, р. Йосеф-Дов наставлял и обличал богачей за их жадность и лихоимство, и в их среде росло недовольство.

Сын р. Йосефа-Дова, р. Хаим Соловейчик (см.), рассказывал о случае, свидетелем которого он был. Однажды, когда р. Йосеф-Дов занимался с сыном в доме учения, к ним подбежал один из богатых мясников и обрушив на раввина поток оскорблений, угрожая ему расправой. Накануне этому мяснику пришлось предстать перед судом, и р. Йосеф-Дов решил дело не в его пользу – теперь мясник обвинял раввина в том, что он, якобы получил крупную взятку, «покривил судом». Р. Йосеф-Дов, не перебивая, слушал обидчика, и только губы его шептали: «Я тебя прощаю, я тебя прощаю… – ведь человек не властен над собой в час отчаяния».

На следующий день мясник был убит купленным им быком. Узнав об этом, р. Йосеф-Дов сказал в трепете: «Я боюсь, что все-таки обиделся на него и невольно стал причиною его смерти». Р. Йосеф-Дов участвовал в похоронах мясника и плакал на его могиле. В течение одиннадцати месяцев он читал по умершему Кадиш и учил Мишну ради вознесения его души. С тех пор и до конца своей жизни р. Йосеф-Дов постился и читал Кадиш в день смерти этого мясника – точно так же, как в йорцайт своего отца (Маасей авот, Балак). Видя, что вопреки его многолетним усилиям, влияние богачей и прислуживающих им «просветителей» становится преобладающим, р. Йосеф-Дов принял решение покинуть Слуцк и поискать для себя другую, более богобоязненную, общину.

Однако развязка этого конфликта произошла совершенно неожиданно для него. Богачи, которым тоже не терпелось избавиться от непокорного раввина, объединились и угрозами заставили хозяина квартиры, где жил р. Йосеф-Дов, расторгнуть с ним договор. Одновременно они запретили всем жителям города сдавать ему жилье, и р. Йосеф-Дов остался без крыши над головой. Узнав о ситуации, сложившейся в еврейской общине, слуцкий городской голова, который очень почитал р. Йосефа-Дова, тут же предложил ему бесплатную квартиру, состоящую из десяти комнат. Тем не менее, р. Йосеф-Дов, понимая, что дальнейшее развитие конфликта приведет к осквернению имени Всевышнего, спешно покинул Слуцк (там же, Масей).

Около 5634 /1874/ года он поселился в Варшаве и жил там, в крайней бедности, посвящая все свое время изучению Торы.

В 5638 /1878/ году р. Йосеф-Дов возглавил процветающую общину г. Бриска (Бреста) сменив на этом посту своего старшего друга р. Йешуа-Лейба Дискина (см.), уехавшего в Землю Израиля.

Бриск, наполненный богобоязненными знатоками Торы, пришелся р. Йосефу-Дову по сердцу, и новый раввин стал гордостью и украшением общины. В бриский период р. Йосеф-Дов приобрел статус одного из самых авторитетных законоучителей поколения – к нему обращались со спорными вопросами из самых дальних общин черты оседлости.

Например, в 5648 /1888/ году к нему приехали со своей запутанной тяжбой два купца-миллионщика из хасидского городка на Украине. Спор шел об очень значительном капитале – однако р. Йосеф-Дов сумел найти такой блистательный компромисс, что обе стороны – и истец, и ответчик – почувствовали себя победителями. Они возвратились домой, восхищенные его мудростью, – по их свидетельству, р. Йосеф-Дов настолько глубоко разбирался в тонкостях коммерческих сделок, что за время следствия и допросов они научились от него многим прогрессивным методам ведения коммерческих операций (Гдолей адорот).

Многочисленные респонсы р. Йосефа-Дова Соловейчика были собраны в книгу Бейт алеви (Дом левита), изданную в трех томах.

Эта книга до сих пор широко изучается в ешивах и является авторитетным источником для установления законодательных норм. Его толкования Пятикнижия вышли в свет также под названием Бейт алеви.

В этой книге, комментируя раздел Ки тиса, р. Йосеф-Дов прикоснулся к тайне Б-жественного управления Вселенной. «Истина заключается в том, – писал он, – что праведные поступки, совершенные человеком на земле, вызывают благотворные и гармонизирующие изменения во всех мирах, если, конечно, эти поступки совершаются в соответствии с приказами Торы. Ибо так установил Творец Вселенной: все миры управляются посредством деяний, совершенных людьми на земле».

Р. Йосеф-Дов Соловейчик был призван в Небесную Ешиву четвертого ияра 5652 /1892/ года, в возрасте семидесяти двух лет. В тот день, на исходе шабата, он до двух часов ночи занимался Торой вместе с сыном, р. Хаимом, а затем прилег на свою кровать – и умер  во сне (Гдолей адорот).

Во главе бриской общины его сменил сын и ближайший ученик р. Хаим Соловейчик (рабейну Хаим Алеви), ставший одним из духовных лидеров следующего поколения «литваков».

Раби Менахем Каплан (р. Нахум Шамаш; р. Нохемке из Гродно; 5592-5640 /1832-1880/ гг.) – выдающийся праведник.

Родился в местечке Бейсигола, в очень бедной семье. Изучал Тору в ряде ешив литовского края, в том числе, и в знаменитой Воложинской ешиве.

После женитьбы р. Нахум создал собственную ешиву, в которой ученики были всего на несколько лет младше своего наставника. Среди его ближайших учеников был р. Исраэль-Мэир Акоэн (Хафец Хаим; см.), ставший духовным лидером следующего поколения евреев Европы.

Хафец Хаим рассказывал, что ученики ешивы заметили: из ночи в ночь р. Нахум затворялся один в доме молитвы. И вот однажды Хафец Хаим, которому было тогда около пятнадцати лет, спрятался после вечерней молитвы в женской половине под одной из скамеек, и шамаш (служка), не заметив его, запер здание. Около полуночи дверь снова открылась – вошел р. Нахум и погрузился в изучение одной из книг (Хафец Хаим понял, что это был кабалистический манускрипт). Внезапно юноша увидел огонь, вспыхнувший вокруг р. Нахума. Он уже хотел кричать: «Гевалд! Пожар!», но почувствовал, что наставника окружал не такой огонь, «к которому мы привыкли». В трепетном молчании, «почти лишившись чувств», Хафец Хаим провел все время, пока р. Нахум учился, – и «как только тот закрыл книгу, огонь исчез». До утра юноша пролежал, дрожа всем телом, в своем убежище.

В зрелые годы Хафец Хаим повесил в своем доме портрет р. Нахума и учил своих детей и родных, чтобы они стремились «во всем походить на этого святого человека» (Гдолей адорот).

В двадцать один год р. Нахум поселился с семьей в г. Гродно – он был уже известным знатоком Торы и кабалистом, но отказывался занимать какой-либо из предложенных ему раввинских «тронов».

Его жена и дети жили в доме тестя, а он проводил дни и ночи в доме учения, оставляя на сон не более трех часов в сутки. Стремясь обеспечить его постоянным источником пропитания, руководители общины предложили ему стать шамашем (служкой) в том доме учения, где он занимался. Р. Нахум с удовольствием обслуживал знатоков Торы и наводил порядок в собрании книг (Гдолей адорот).

Уже в годы молодости р. Нахум начал заниматься сбором благотворительных средств для бедняков общины. Изо дня в день он обходил дома состоятельных горожан, собирая деньги, одежду и продукты питания, а затем разносил полученное по домам бедняков.

В зрелые годы р. Нахум Шамаш посвятил делам благотворительности все свои силы и энергию: в любое время года, с утра до вечера, он посещал  конторы, магазины и дома горожан, где его уже все знали и уважали, – на собранные средства он содержал сотни неимущих семей, не отказывая в поддержке и беднякам-иноверцам.

Р. Нахум знал потребности и нужды каждого из членов общины. Он старался оказывать помощь незаметно для посторонних глаз, проявляя особенную заботу о положении вдов, сирот и больных.

Он привлек к своей работе специального счетовода, чтобы тот беспристрастно контролировал его приход и расход. Для своей бедствующей семьи р. Нахум не откладывал из собранных средств ни гроша (Гдолей адорот).

По вечерам, до самого позднего часа, р. Нахум давал уроки в доме учения – и для знатоков Торы и для балабосов – ремесленников и торговцев. На его субботние драшот (толкования Торы) собиралось большинство членов общины.

На протяжении своей жизни р. Нахум много и тяжело болел, от голода и болезней умерли семнадцать его детей – но для самоотверженной помощи другим у него всегда оставались силы.

Его любовная забота о других евреях не имела границ. Однажды в его дверь постучал одетый в лохмотья нищий – он настолько продрог, что лязгал зубами. Р. Нахум накормил его и устроил на ночлег. В середине ночи странник тайно покинул дом, облачившись в теплый тулуп р. Нахума, которым тот был награжден за многолетнюю работу шамашем.

Когда в тот день р. Нахум явился в дом учения в лохмотьях, оставленных ему странником, один из знатоков Торы сообщил, что видел его тулуп на каком-то человеке, спешащем покинуть город. Молодые знатоки Торы собрались в погоню за похитителем, но р. Нахум, остановив их, спросил очевидца: «Ну и как на нем сидел тулуп?». «Точно в пору», – ответил тот. «Тогда оставьте его в покое, – попросил р. Нахум. – Он нищ и немощен, и может простудиться в такой мороз. А мне Всевышний даст другую одежду» (Маасей авотейну, Ки теце).

«У таких людей, – говорил о р. Нахуме его современник, главный раввин Минска р. Йерухам Перельман (Гадоль из Минска; см.), – от природы горячее сердце, и любовь к ближнему пламенеет в них, это своего рода дар Б-га, подобный пророческому; их поступки совершаются силою вдохновения, они жертвуют собою ради других» (Р. Меир Гальперин, «Гадоль» из Минска с. 166).

Р. Нахум Каплан, р. Нохемке (как его любовно называли евреи черты оседлости), умер восьмого хешвана 5640 /1880/ года.

В его похоронах участвовали десятки тысяч человек – в том числе и иноверцы, которые также называли его цадиком (праведником).

Его жизни посвящена книга р. И.Д. Миллера Толдот Менахем (Биография Менахема).

Раби Шломо бар Йег̃уда-Аарон Клугер (Мааршак; 5546-5629 /1786-1869/ гг.) – выдающийся законоучитель.

Родился в месяце тамуз 5546 /1786/ года. Изучал Тору у своего отца, известного кабалиста и праведника.

Рассказывается, что с годами его отец ослеп, и мальчик Шломо был его поводырем: они ходили по городам и местечкам Галиции, собирая милостыню. В Замосцье на исключительно одаренного ребенка обратил внимание магид (общественный проповедник) этого города р. Яаков Кранц (Магид из Дубно; см.), близкий друг и ученик Виленского Гаона (см.). Спросив у отца Шломо, какую сумму ему удается собирать подаянием, р. Яаков взялся обеспечивать его этой суммой сам, – а ребенка он поселил у себя дома и учил его, заботясь о нем, как о собственном сыне. Перед каждым шабатом р. Яаков давал юному Шломо особый урок, посвященный мидрашам, разжигая в его сердце любовь к этой части Торы (Гдолей адорот; Маасей авотейну, Бамидбар).

В тринадцать лет, продолжая заниматься у р. Яакова Кранца, Шломо поступил в ешиву Замосцья.

Уже в этом возрасте он начал писать хидушим (аналитические заметки) – сначала просто на полях изучаемых манускриптов и разрозненных листов, а затем эти записи складывались в его первые книги. Товарищи по ешиве смеялись над хрупким юношей, который «сделался сочинителем», однако впоследствии литературная работа стала жизненным призванием р. Шломо (Сарей амеа 4:7, 4:19).

В годы молодости он возглавлял общины в нескольких небольших городах Польши и Галиции. В 5580 /1820/ году он стал даяном (судьей) и магидом в городе Бродах, а позднее – главой раввинского суда в этой крупной общине.

В качестве судьи р. Шломо отличался редкостной проницательностью и умением распутать самое сложное дело. Однажды к нему обратился за помощью меламед, у которого похитили пятьсот золотых монет, заработанных многолетним трудом вдали от дома. Накопив эту сумму, меламед собрался возвратиться в Броды, к семье, и его взялся подвезти земляк, коммерсант-еврей, который вез в Броды большую партию бочек с вином для продажи. На шабат они остановились в пути и, поскольку в этот день запрещено пользоваться деньгами, меламед спрятал свой кошелек среди бочек. На исходе шабата он заглянул в свой тайник, но денег там не оказалось. Меламед сразу заподозрил своего спутника – ведь никто иной не знал о существовании кошелька.

Р. Шломо отправил своего служку за коммерсантом, и тот, представ перед раввинским судом, пояснил: «Если этот неблагодарный меламед действительно прятал свой кошелек среди моих бочек, то наверняка кто-нибудь из гоев-извозчиков подглядел за ним и стащил его кошелек». «Но ведь если ты подозреваешь, что один из гоев украл кошелек, спрятанный среди твоих бочек, – сказал ему р. Шломо, – тогда мы должны предположить, что он мог тайком попробовать вина из твоих бочек. А если так, то я, раввин этого города, обязан объявить по всем синагогам, что твое вино некашерно! (т.к., согласно  еврейскому закону, вино, к которому прикасался нееврей, становится некашерным)». Лицо купца, сразу осознавшего, какими материальными потерями чревата для него угроза раввина, побелело, он заметался по комнате, как бы пытаясь скрыться, а затем признался в совершенной краже. Однако р. Шломо начал сомневаться в его словах и потребовал доказательств – и тогда купец побежал домой и принес украденный кошелек (Сарей амеа 4:7).

Многие приходили из ближних и дальних мест, чтобы рассматривать свои тяжбы именно в суде бродского раввина. Отмечая его уникальное умение добираться до истины, р. Шломо в народе прозвали Клугер (Мудрый).

Р. Шломо Клугер был ведущим алахическим авторитетом своего времени – со всех концов еврейского мира к нему обращались за помощью в сложных и запутанных ситуациях, и во всех дискуссиях его мнение, как правило, оказывалось решающим.

Об его высочайшем авторитете свидетельствует и имя, под которым он вошел в историю еврейской мысли: Мааршак – аббревиатура слов «Морейну арав Шломо Клугер» (Наш наставник р. Шломо Клугер).

Его респонсы, общее число которых превышало несколько тысяч, выделялись точностью формулировок и краткостью. В вопросах ритуального характера он редко склонялся к строгой интерпретации закона, стремясь найти наиболее мягкое решение проблемы. В одном из респонсов он писал: «…И знайте, что я сам не придерживаюсь никаких устрожений – больших, чем придерживается человек из толпы, и дай Б-г, чтобы мой удел в будущем мире был бы подобен уделу простеца из простецов, цельного и искреннего человека из простого народа» (Аэлеф леха Шломо, Орах хаим 112).

Однако, когда р. Шломо сталкивался с явлением, противоречащим, с его точки зрения, принципам Торы, он решительно бросался в бой – невзирая на лица.

Около 5600 /1840/ года к нему обратился с алахическим вопросом духовный лидер украинских хасидов р. Исраэль из Ружина (см.), которому удалось бежать от преследований российского правительства и получить гражданство австро-венгерской империи. Р. Исраэль, обладавший одним из крупнейших состояний, собирался приобрести имение в окрестностях буковинского города Садигоры (Садгора), – в связи с этой покупкой и возник алахический вопрос, обращенный им к р. Шломо Клугеру. В ответ р. Шломо написал протестующее письмо, полное боли и горечи. «Я хочу, чтобы Ваша честь знала, – восклицал он, – насколько больно и горько было мне услышать о том, что Вы покупаете имение и принадлежащие к нему села. …Ведь только с началом процесса «эмансипации», когда евреи возжелали «стать, как все народы», они принялись покупать деревни и села вне Земли Израиля, – и я всегда протестовал против этого. …И хотя я не разбираюсь в сокровенных разделах Торы, подобно цыпленку, глаза которого еще не открылись, да и в открытой части Торы мои знания очень ограничены – они подобны капле в море непознанного, тем не менее, мне кажется, что даже новорожденный ребенок может различить и понять: это явление ведет Израиль к беде, не дай Б-г, и способствует продолжению изгнания, и это, вне всякого сомнения, дело рук Сатана и сил духовной нечистоты. …Ведь уже сказали мудрецы Талмуда в первой главе трактата Авода зара (9б): если в шестом тысячелетии тебе будут продавать дом всего за один динар, не покупай! …Они имели в виду, что в этот период вера евреев в скорое избавление будет настолько сильной, что дом вне Земли Израиля не будет стоить в их глазах и одного динара. И если бы в нас жила подобная вера, то наверняка избавитель уже пришел бы. Но из-за наших великих грехов мы утеряли веру, …и потому изгнание продолжается. И еще возможно понять, когда человек покупает дом на чужой земле, потому что он не может без этого, – но покупать еще и деревни, и поля, и виноградники, преступая при этом совет мудрецов Талмуда, безусловно, не следует и не стоит. …И счастливо поколение, в котором великие прислушиваются к мнению малых» (Сарей амеа 4:19).

Тысячу своих избранных респонсов р. Шломо объединил в книгу Аэлеф леха Шломо (Твоя тысяча, Шломо), еще целый ряд респонсов он включил в книгу Увахарта бахаим (Выбери жизнь). В отдельную книгу Модаа левейт Исраэль (Обращение к дому  Израиля) вошли его респонсы, посвященные выпечке пасхальной мацы, – он решительно выступал против машинного способа ее производства, доказывая, что подобный метод не удовлетворяет алахическим требованиям.

В 5604 /1844/ году пятидесятилетний р. Шломо отмечал в одном из респонсов: «Благодарение Всевышнему, мною создано около ста пятидесяти больших сочинений, посвященных исследованию Танаха, всего Талмуда и законодательных кодексов, – а также бесчисленное количество респонсов» (Увахарта бахаим 29).

Когда он писал эти строки, в его распоряжении оставалось еще двадцать пять лет плодотворного труда. Всего, по мнению историков, им написано триста семьдесят пять книг, – и около тридцати из них уже напечатаны (Гдолей адорот).

Наибольшей известностью в последующих поколениях пользовался его комментарий на Пятикнижие, озаглавленный Имрей шефер (Прекрасные речения), а также книга Мей нида (Очищающие воды) – аналитические заметки к талмудическому трактату Нида.

Р. Шломо Клугер умер первого тамуза 5629 /1869/ года – в возрасте восьмидесяти трех лет.

В своем завещании он предостерегал: «Пусть в прощальном слове по мне не произносят никаких восхвалений, только скажут: этот человек был слугой и рабом общины в течение многих лет, и следует молиться за него, чтобы, искупив свои грехи, он удостоился жизни Будущего мира». И еще он просил: «Пусть меня похоронят возле какого-нибудь бедняка, – и даже пусть он был нищим из нищих, лишь бы был известен как порядочный человек».

На могильной плите, согласно его воле, также не было высечено никаких восхвалений – но лишь написано: «Раввин Шломо, законоучитель в святой общине г. Броды» (Гдолей адорот).

(Среди его потомков был российский поэт и переводчик Самуил Маршак.)

Раби Шломо бар Йосеф Ганцфрид (Кицур Шульхан арух; 5564-5646 /1804-1886/ гг.) – выдающийся законоучитель, один из духовных лидеров поколения.

Родился в закарпатском городе Унгваре (Ужгороде), входившем в состав Австро-венгерской империи.

В 5572 /1812/ году, в восьмилетнем возрасте, он осиротел. Воспитывался в доме главы раввинского суда Унгвара р. Цви-Гирша Геллера (5536-5595 /1776-1835/ гг.), который обучал его Торе.

Женившись на дочери богатого коммерсанта, занимался виноторговлей. По свидетельству современников, в своем магазине он с великим усердием изучал Тору – радуясь тому, что его не слишком беспокоят клиенты, и тому, что он не перебивает заработок у других торговцев.

В 5588 /1828/ году, когда р. Шломо Ганцфриду было только двадцать два года, один из духовных лидеров поколения р. Моше Софер (Хатам Софер; см.) писал о нем: «Выдающийся и непостижимый мудрец, …праведник, славное имя которого обретет величие» (Хатам Софер, Йорэ деа 137).

В 5594 /1834/ году, в тридцатилетнем возрасте, р. Шломо выпустил свою первую книгу Кэсет асофер (Письменный прибор) – собрание законов, связанных с написанием Свитка Торы, тфилин и мезузы.

«Я внимательно изучил ее от начала и до конца, – отмечал в предисловии к этой книге р. Моше Софер, – и убедился, что все законодательные нормы в ней определены безупречно! И поэтому я требую от всех своих учеников и последователей, чтобы, начиная со дня выхода книги и далее, ни один кандидат не получал бы удостоверение софера (переписчика священных текстов) до тех пор, пока он не изучил ее в совершенстве.

Книга Кэсет асофер и по сей день является одним из самых авторитетных законодательных сводов в области написания еврейских священных текстов.

В 5603 /1843/ году, когда его торговое предприятие разорилось, р. Шломо принял на себя обязанности раввина: он возглавил общину города Брезовица в округе Сараш, а затем, в 5610 /1850/ году, стал главой раввинского суда в Унгваре, где родился и вырос.

Итогом его многолетней деятельности законоучителя стал составленный им кодекс Кицур Шульхан арух (Краткий Шульхан арух), изданный в 5624 /1824/ году в типографии Унгвара. В этой книге он предельно сжато и просто изложил все законы, знание которых необходимо каждому еврею в его повседневной жизни. В большинстве случаев он не приводил различные точки зрения, а, стремясь к максимальной определенности, лишь указывал окончательные алахические выводы.

При установлении законодательных норм р. Шломо Ганцфрид руководствовался кодексом Шульхан арух, а также мнениями позднейших законоучителей – в первую очередь троих из них: р. Шнеура-Залмана из Ляд (Алтер Ребе; см.), составителя кодекса Шульхан арух арав («Шульхан арух» Рава), р. Авраама Данцига (см.),  составителя кодексов Хаей адам (Жизнь человека) и Хохмат адам (Мудрость человека), и р. Яакова Лобербойма из Лисы (Нетивот амишпат; см.), написавшего краткий свод повседневных законов Дерех ахаим  (Путь жизни). «Я следовал за большинством из этих троих великих вождей Израиля, – пояснял р. Шломо Ганцфрид в одном из своих писем, и там, где мнение двоих совпадало, я отбрасывал противоречащее им мнение третьего». В особо сложных случаях, требующих детального рассмотрения, автор Кицура, как правило, рекомендовал своим читателям обратиться к раввину.

По определению самого автора, книга Кицур Шульхан арух предназначалась для «деловых людей, которые не имеют времени углубленно изучать кодекс Шульхан арух с сопровождающими его комментариями, а также для воспитания юношества – чтобы заповеди Б-га укоренились в сердцах».

В последующих поколениях этот кодекс стал одним из самых широко изучаемых. Книга выдержала десятки изданий, она переведена на несколько языков, в том числе, и на русский. Согласно статистике, выпущено в свет более полумиллиона экземпляров.

Р. Шломо Ганцфрид написал также книгу Апирион (Храм), содержащую аналитический обзор Пятикнижия и аллегорий Талмуда. Его книга Оалей Шем (Шатры Шема) посвящена изучению еврейских имен – мужских т женских. В книге Пней Шломо (Лик Шломо) собраны его хидушим (аналитические заметки) на талмудический трактат Бава батра.

Его исследование в области кабалы, озаглавленное Клалим бахохмат аэмет (Основы истинной мудрости), до сих пор остается в рукописи.

Р. Ганцфрид был одним из руководителей организации Шомрей адат (Стражи веры), противостоящей натиску реформистов. Он также являлся избранным представителем, отстаивающим интересы еврейских общин перед правительством Австро-Венгрии.

Р. Шломо Ганцфрид был призван в Небесную Ешиву в субботнюю ночь, двадцать восьмого тамуза 5646 /1886/ года.

Раби Йосеф-Зундель бар Биньямин Салант (5546-5626 /1786-1866/ гг.) – выдающийся законоучитель, один из духовных лидеров поколения.

Родился в Литве.

Учился в Воложинской ешиве под руководством ее основателя р. Хаима из Воложина (см.).

Был ближайшим и любимым учеником р. Хаима. Современники называли р. Йосефа-Зунделя «пе шлиши леГаон» (третьи уста от Гаона) – имелось в виде, что все учение, которое Виленский Гаон (см.) передал из уст в уста р. Хаиму из Воложина, р. Хаим передал своему любимому ученику р. Йосефу-Зунделю (Сарей амеа 2:29; Гдолей адорот).

После смерти р. Хаима, последовавшей в 5581 /1821/ году, тридцатипятилетний р. Йосеф-Зундель покинул пределы Российской империи и отправился в польский город Познань, находившийся на территории, присоединенной к Пруссии, –  здесь он стал учеником выдающегося законоучителя и праведника р. Акивы Эйгера (см.).

В кругу учеников р. Акивы Эйгера он сблизился с двумя друзьями, р. Цви-Гиршем Калишером (см.) и р. Элияу Готмахером (см.) впоследствии ставшими родоначальниками поселенческого движения Хибат Цион (Любовь к Сиону).

Возвратившись в Литву, р. Йосеф-Зундель поселился в г. Саланте (Салантае), недалеко от прусской границы, и целиком посвятил себя изучению Торы.

Его жена держала магазин тканей и зарабатывала на пропитание семьи, чтобы р. Йосеф-Зундель мог  всецело отдаваться учению. Лишь несколько раз в год он по просьбе жены совершал поездки на ярмарку, чтобы закупить большие партии тканей. И во время деловых поездок он не прерывал своих занятий, потому что знал Талмуд и ряд других основополагающих книг наизусть.

На ярмарках особенно ярко проявлялся  стержень его натуры – стремление помочь другим. Он помогал торговцам разгружать их телеги, а затем загружать их купленными товарами. Он поил коней, долгими часами дожидавшихся своих хозяев, и специально для этого носил воду ведрами из колодца (Сарей амеа 2:29).

Р. Йосеф-Зундель никогда не облачался в одежды, характерные для законоучителей и знатоков Торы, – он носил одежду простолюдина, и его часто принимали за извозчика или бедного ремесленника.

Рассказывают, что однажды он путешествовал на подводе с компанией еврейских купцов из города Мемеля (Клайпеды). По одежде они приняли р. Йосефа-Зунделя за нищего, переходящего из города в город, – и чтобы скоротать время, они всю дорогу подшучивали над ним. Ночью на постоялом дворе разгоряченные вином купцы разыскали «нищего», уснувшего на лавке в углу, и, желая поразвлечься, стали дергать его за длинные пейсы и бороду. Р. Йосеф-Зундель проснулся, но не открывал глаз, сказав себе: «Пусть евреи немного повеселятся – от меня не убудет!».

Спустя некоторое время р. Йосеф-Зундель посетил Мемель, чтобы навестить там одного известного раввина, – и все евреи города устроили ему торжественную встречу. Мемельские купцы узнали его и поспешили с извинениями. «Простите нас, наш наставник, мы не знали, что это Вы…». «В моем сердце нет, Б-же упаси, никакой обиды на вас, – сказал он. – Я тогда и сам был рад доставить вам несколько приятных минут. Но на будущее, пожалуйста, относитесь бережнее к достоинству бедного человека» (Сарей амеа 2:30).

Несмотря на бедность, р. Йосеф-Зундель изыскивал средства для приобретения книг, необходимых ему для занятий. Однажды, в разгар зимы, он продал свое единственное пальто, чтобы купить две новые книги принесенные книгоношей в Салант. «Эти книги будут согревать меня сильнее, чем пальто», –  объяснил он своим домашним (там же 2:23).

В этот период его ближайшим учеником стал юный Исраэль Липкин (Р. Исраэль Салантер; см.), который, женившись в возрасте двенадцати лет, также поселился в Саланте.

Рассказывают, что изо дня в день юноша тайно следовал за р. Йосефом-Зунделем, который имел обыкновение уходить из города в ближайшую рощу и там изучать этический трактат Месилат йешарим (Путь праведных), посвященный работе человека над своим характером. Юноша с трепетным обожанием следил за каждым движением мудреца, у которого он бы очень хотел учиться. Однажды р. Йосеф-Зундель заметил, что кто-то наблюдает за ним, и, раскрыв тайное убежище юноши, предложил ему заниматься вместе (Сарей амеа 2:35).

Спустя много лет р. Исраэль Салантер писал, что его наставник р. Йосеф-Зундель, «был подобен лестнице, установленной на земле, а вершиной достигающей неба» – для посторонних глаз он казался человеком из толпы, озабоченным своими мелкими делами и поиском пропитания, но при более близком знакомстве под обличием простолюдина, открывался выдающийся мыслитель, праведник и знаток Торы (там же 2:37).

По признанию р. Исраэля Салантера, основавшего этическое движение Мусар, подлинным родоначальником этого движения был именно р. Йосеф-Зундель – ведь большинство методов духовной работы, которые р. Исраэль Салантер впоследствии сделал достоянием всего еврейского мира, он воспринял от своего наставника. В свою очередь, р. Йосеф-Зундель развивал тот подход к воспитанию и обучению, который был разработан в ешивах его учителей – р. Хаима из Воложина и р. Акивы Эйгера, а еще раньше – в доме учения Виленского Гаона (Гдолей адорот; р. Дов Элиах, Агаон с. 238).

По свидетельству р. Исраэля Салантера, основой изучения Торы для р. Йосефа-Зунделя «являлся вдумчивый поиск практических выводов». Он углубленно изучал Талмуд, кодексы Арбаа турим и Шульхан арух, книги всех законоучителей последующих поколений – но особенно углубленно он исследовал книгу Биур Агра, содержащую законодательные выводы Виленского Гаона. «Когда р. Йосеф-Зундель изучал какой-либо параграф кодекса Шульхан арух, – писал р. Исраэль Салантер, – он подходил к делу так, будто столкнулся с подобным вопросом на суде; он тщательно взвешивал все аргументы и контраргументы, а затем выносил окончательное алахическое решение. Вслед за этим он повторял все изученное множество раз, чтобы всецело овладеть материалом. Все его исследования – и в Писании, и в Талмуде, и в мидрашах, и в кабалистической книге Зоар – в конечном итоге сводились к поиску ясного ответа на вопрос: как практически поступить в той или иной жизненной ситуации. Но еще большее внимание он уделял исправлению качеств своего характера и «обязанностям сердца» (т.е. внутренней духовной работе)» (Сарей амеа 2:37). 

В 5598 /1838/ году, в возрасте пятидесяти двух лет, р. Йосеф-Зундель, наконец, осуществил мечту своей молодости – он переехал вместе с семьей в Землю Израиля и поселился в Йерушалаиме.

К моменту его прибытия в ашкеназской общине возобладало решение покинуть святой город из-за нестерпимых притеснений со стороны арабов – р. Йосеф-Зундель убедил евреев остаться; он сумел реорганизовать и укрепить общину, увидевшую в нем своего нового духовного лидера. Он был признан высшим алахическим авторитетом Земли Израиля – к нему обращались со спорными вопросами не только представители ашкеназской общины, но и сефардской.

Р. Йосеф-Зундель согласился выполнять функции главного законоучителя лишь на том условии, что не будет получать вознаграждения за свою деятельность, – на протяжении всей жизни он избегал извлекать материальную выгоду из своих познаний Торы (Везэ шаар ашамаим с. 212).

В 5601 /1841/ году, когда в Йерушалаиме поселился его зять – р. Шемуэль Салант (см.), р. Йосеф-Зундель сразу переложил обязанности главного законоучителя на него, а сам целиком погрузился в изучение Торы, занимаясь в первой ашкеназской синагоге Менахем Цион, возведенной за год до его прибытия в святой город.

А когда знатоки Торы обращались с самыми сложными вопросами по-прежнему к нему, р. Йосеф-Зундель не отвечал им прямо, но начинал углубленно изучать вместе с ними Шульхан арух и другие книги – до тех пор, пока они сами не находили ответ на волнующий их вопрос (там же с. 230).

Р. Йосеф-Зундель использовал для изучения Торы не только весь день, но и значительную часть ночи.

Однажды у него спросили, как он может так мало спать. «У каждого человека свой темп жизни, – улыбаясь, ответил он. – Есть люди, привыкшие ходить быстро: за час такой человек может преодолеть расстояние, на которое другому потребуется три часа. Есть люди, которые привыкли есть быстро, а есть привыкшие кушать медленно… Так вот, я привык быстро спать» (Сарей амеа 2:29).

И в Йерушалаиме, так же, как и в Литве, р. Йосеф-Зундель одевался скромно и просто, всячески затушевывая свой статус духовного вождя поколения. Однажды, когда он проходил мимо колодца, пожилая женщина приняла его за бедняка, ищущего работу, – она попросила его начерпать воды, обещая соответствующую, грошовую, плату. Р. Йосеф-Зундель охотно согласился и проворно выполнил всю работу. Однако у женщины не оказалось мелкой монеты, и она обещала заплатить ему в другой раз. Через несколько дней женщина узнала, что ее «работником» был глава всех мудрецов Йерушалаима, – и пришла извиниться. «Ну, за что тут можно просить прощения?! – возразил ей р. Йосеф-Зундель. – Наоборот, я должен поблагодарить тебя за то, что мне представилась возможность выполнить такую важную заповедь – помочь другому еврею» (там же).

Р. Йосеф-Зундель отличался удивительной силой веры и упования на Творца мира.

Он говорил: «Тому, кто отдает все свои силы изучению Торы, не следует беспокоиться о пропитании, – он может быть уверен, что Всевышний обеспечит его всем необходимым; и возможно даже, с потолка в его доме станут падать золотые динары».

Когда р. Йосеф-Зундель не сумел найти в маленькой общине Йерушалаима жениха для своей младшей дочери, он сказал: «Я отдам ее в жены первому же юноше, который приедет из Литвы». И вот, с первым кораблем прибыл небрежно одетый молодой человек с лицом простака. Р. Йосеф-Зендель спросил его, из какой он семьи, но юноша уклонился от прямого ответа. Так же неопределенно он ответил на вопрос, в какой ешиве он учился в Литве. Тогда р. Йосеф-Зундель спросил: согласен ли вновь прибывший взять в жены его дочь. «Да!» – ответил молодой человек.

За несколько дней до свадьбы открылось, что жених, р. Натан-Нотэ Ноткин, не только происходил из семьи прославленного мудреца р. Арье-Лейба Гинзбурга (см.), автора книги Шаагат арье (Рычание льва), но и сам был выдающимся знатоком Торы, скрывающим свой высочайший духовный уровень под обличием простолюдина – как всю жизнь поступал и р. Йосеф-Зундель (Маасей авотейну, Шофтим).

Перед свадьбой р. Йосеф-Зундель обещал жениху, что на первый год он возьмет на себя всю заботу о пропитании молодой семьи, чтобы р. Натан-Нотэ мог спокойно изучать Тору. Узнав об этом, жена р. Йосефа-Зунделя, Ривка, недоуменно спросила: как он мог обещать пропитание другим, если сам живет в такой нищете. «Я ведь сделал это, чтобы юноша мог учиться, – пояснил р. Йосеф-Зундель. – Посмотри, вот у нас большой глиняный кувшин из-под винного уксусу. Наливай в него каждый день воды – и Тот, Кто повелел вину превращаться в уксус, и воде прикажет стать уксусом. Продавай этот уксус, и на вырученные деньги будем содержать молодых». И в заслугу чистой веры р. Йосеф-Зунделя такое превращение происходило в его доме изо дня в день – в течение года (Сарей амеа 2:35; Гдолей адорот).

Р. Йосеф-Зундель Салант умер третьего хешвана 5626 /1866/ года – во время эпидемии холеры, вспыхнувшей в Йерушулаиме. Перед смертью он завещал, чтобы над его телом совершили все четыре казни, установленные Торой: побиение камнями, удушение, отсечение головы и сожжение, а затем проволокли останки до кладбища по земле – он хотел, чтобы эти казни и унижение искупили его прижизненные грехи. Р. Йосеф-Зундель также потребовал, чтобы на надгробном камне не писали никаких восхвалений и титулов – только имя.

Служащие Хевры кадиши со слезами выполнили его последнюю волю (Гдолей адорот).

Раби Йег̃ошуа-Лейб бар Биньямин Дискин (Маарил Дискин; 5579-5658 /1819-1898/ гг.) – выдающийся законоучитель, один из духовных лидеров поколения.

Родился в Гродно. Учился у отца, р. Биньямина Дискина, занимающего пост раввин в Гродно, а затем  в польском городе Ломже.

В детстве прославился как илуй (вундеркинд).

В 5604 /1844/ году, в возрасте двадцати пяти лет, р. Йег̃ошуа-Лейб сменил отца во главе общины Ломжи. В последующие годы он был главным раввином в крупных общинах Межерича, Ковно (Каунаса) Шклова и, наконец, Бриска (Бреста).

В месяце тамуз 5637 /1877/ года р. Йеощуа-Лейб прибыл в Землю Израиля и поселился в Йерушалаиме.

Он начал преподавать в ешиве Оэль Моше (Шатер Моше), где вокруг него сплотилась группа особо одаренных учеников.

Его уроки отличались исключительной глубиной. За сорок первых дней он освоил с учениками лишь один даф (лист) талмудического трактата Бава  батра, не прибегая при этом к помощи других книг и ограничиваясь лишь сопровождающими текст Талмуда комментариями Раши и тосафистов. Когда первый лист был основательно изучен, р. Йег̃ошуа_Лейб сказал своим слушателям: «Ошибкой было бы думать, что мы достигли полного понимания этого текста. Мы лишь прикоснулись, как дети в хедере, к поставленным здесь проблемам – насколько позволяли наши возможности. Мы по-прежнему еще очень далеки от понимания даже простого смысла написанного. И все-таки не стоит застывать на этом листе – пора продвигаться дальше. Нам остается только молить Всевышнего, чтобы Он даровал свет нашим глазам и открыл для нас Его Тору» (Гдолей адорот; Везэ шаар ашамаим с. 319).

Среди его ближайших учеников был р. Йосеф-Хаим Зонненфельд (см.), впоследствии ставший главным ашкеназским раввином Йерушалаима.

Хотя р. Йег̃ошуа-Лейб наотрез отказался занять какой-либо официальный пост во главе общины, с наиболее сложными алахическими и мировоззренческими вопросами обращались именно к нему – он был, согласно определению одного из его учеников, «раввином для раввинов» (Везэ шаар ашамаим с. 340).

Р. Дискин возглавил борьбу раввинов Йерушалаима против «просветителей» – ведь он слишком хорошо знал, какой невосполнимый урон эти «реформаторы веры» нанесли еврейским общинам России и, особенно, в Австро-Венгрии и Германии.

Главную опасность представляло вмешательство «просветителей» в воспитание детей. Еще в 5638 /1878/ году, через полгода после своего приезда в Йерушалаим, р. Йег̃ошуа-Лейб вынес раввинский херем, запрещающий любые изменения в традиционной еврейской системе образования – в том числе, и введение общеобразовательных предметов в программы хедеров и ешив. К этому постановлению присоединились двести восемьдесят ведущих раввинов Йерушалаима, поставивших под ним свои подписи.

Когда в 5640 /1880/ году представитель фонда Монтефиоре открыл в Йерушалаиме «профессиональную школу» с преподаванием общеобразовательных предметов, р. Йег̃ошуа-Лейб новым херемом категорически запретил родителям отдавать своих детей в это учебное заведение. Организатор школы обратился за заступничеством к духовному вождю «литваков» Нециву (см.) но тот поддержал позицию р. Дискина (там же с. 342-343).

И тогда, испытывая непреодолимые трудности с набором учеников, «просветители» обратили внимание на сирот (в результате ряда эпидемий, свирепствовавших в Йерушалаиме, многие дети лишились своих родителей). В 5641 /1881/ году группа «просветителей» из Берлина создала в святом городе сиротский дом, в котором объединила под своим попечением еврейских и нееврейских детей, – причем, один из воспитателей этого «Берлинского сиротского дома» был деятельным христианским миссионером.

Чтобы противостоять этому начинанию «просветителей», р. Йег̃ошуа-Лейб решил открыть собственный приют для сирот. Он приобрел для этой цели дом в Старом городе – в нижнем этаже он разместил детей, а сам поселился в квартире верхнего этажа, выходящей окнами на Храмовую гору. Воспитанием и образованием сирот руководил его ученик р. Йосеф-Хаим Зонненфельд (там же с 346).

Р. Дискин старался спасти для Торы каждую еврейскую душу.

Однажды к нему пришел за советом отец, сын которого совсем отбился от рук, восстав против учителей и родителей. Этот «трудный ребенок» побуждал и других детей к бунту. Отец намеревался, следуя рекомендациям родственников, отправить мальчика в светскую школу и прервать с ним всякие отношения. «Нет, – решительно возразил р. Йег̃ошуа-Лейб, – пусть он остается в хедере. Даже если он не выучит ни единого слова, сама атмосфера там насыщена Торой – и возможно, с этим воздухом слова Торы все-таки проникнут в него. Молись за него, и с Б-жьей помощью, ты еще увидишь от него радость». И действительно, с течением времени мальчик изменился и вырос знатоком Торы (там же с. 340).

Р. Йег̃ошуа-Лейб обладал рядом уникальных способностей, граничащих с ясновидением.

Эти способности проявлялись в самых неожиданных ситуациях. Однажды во время ежедневной прогулки, совершаемой по предписанию врачей, р. Йег̃ошуа-Лейб увидел у стены Старого города большое стадо овец. Бросив беглый взгляд на животных, он сказал сопровождающим его ученикам, что в стаде столько-то овец. Один из заинтересованных учеников направился к пастуху и спросил, сколько овец в его стаде. Указанное пастухом число точно совпало с количеством, названным р. Дискиным (там же 363).

В других случаях, проходя мимо стен города, р. Йег̃ошуа-Лейб с одного взгляда указывал, из какого количества камней сложена  та или иная стена.

Столь же мгновенно он воспринимал содержание любого текста. Один из посетителей показал ему пространное письмо, относительно которого пришел посоветоваться. Едва взглянув на письмо, р. Йег̃ошуа-Лейб высказал свое мнение по поводу описанных в нем событий. Ошарашенный посетитель не уходил – не в силах поверить, что за столь короткое время раввин ознакомился со сложнейшим текстом письма, написанного очень неразборчивым почерком. Поняв его состояние, р. Йег̃ошуа-Лейб сказал: «Когда выйдешь, сосчитай: в твоем письме такое-то количество слов» (Маасей авотейну, Ваешев).

В ряде случаев способность к интуитивному постижению позволяла р. Дискину выручать людей из беды. Однажды, занимаясь в своей ешиве Оэль Моше, он заметил за окном каменотеса, йеменского еврея, работавшего на строительстве соседнего дома. Он выглянул в окно и попросил рабочего подняться к нему в ешиву. «Сколько ты получаешь за день работы?» – спросил р. Йег̃ошуа-Лейб. «Двадцать агарот (мелких монет)», – ответил рабочий. Р. Йег̃ошуа-Лейб предложил ему остаться в ешиве и учиться всю оставшуюся часть рабочего дня – в награду он получит те же двадцать агарот от ешивы. Йеменский еврей с удовольствием согласился и уселся за книги. Прошло всего несколько минут – вдруг с громовым треском рухнула стена соседнего дома, насмерть придавив арабского каменотеса, заменившего йеменского еврея на его рабочем месте (Элеф сипурим ктаним аль анашим гдолим 1:97).

Р. Дискин удивительно бережно относился к чести и достоинству каждого человека.

На исходе шабата р. Йег̃ошуа-Лейб, как правило, давал урок по недельной главе. На урок, проходивший прямо в его квартире, собиралось множество учеников и соседей. Во время урока р. Йег̃ошуа-Лейб обычно прихлебывал чай, в который, в соответствии с рекомендацией врача, клали большую порцию сахара. Однажды чай для него заваривал один из гостей, по ошибке положивший вместо сахара большую порцию соли. И тени недовольства не отразилось на лице р. Йег̃ошуа-Лейба, когда он пил этот чай. Лишь после урока, обнаружив на дне стакана остатки соли, жена р. Йег̃ошуа-Лейба спросила, почему он подвергал свое здоровье такой опасности – ведь соль противопоказана ему даже в самых малых количествах. «А что мне было делать? – ответил он. – Не мог же я поставить гостя в неудобное положение!» (Везэ шаар ашамаим с.339).

В месяце элуль 5657 /1897/ года, когда до Йерушалаима дошли известия о Первом сионистском конгрессе, состоявшемся в швейцарском городе Базеле, р. Дискин направил послание духовным вождям «литваков» в Европе.

Р. Йег̃ошуа-Лейб предупреждал, что сионизм представляет собой одну из величайших опасностей за всю историю еврейского народа – поскольку в будущем это движение способно увести значительную часть евреев от Торы. Он призывал руководителей европейских общин немедленно предпринять необходимые меры, пока сионистское движение, возглавляемое венским журналистом Теодором Герцлем, находится лишь в зародыше. По мнению Р. Дискина, следовало объявить херем против всех, кто причислял себя к сионистскому движению, как когда-то мудрецы объявили херем против всех последователей лже-машиаха шабатая Цви, – в тексте херема надлежало указать, что участники сионистского движения не относятся более к еврейскому народу, а,  следовательно, запрещено употреблять изготовленные ими хлеб и вино, а также вступать в брак с ними и их детьми.

Однако руководители еврейских общин в Европе полагали, что сионизм Герцля, имеющий откровенно атеистический характер, так и останется узким сектантским течением, которое не сможет увлечь за собой широкие еврейские массы. Более того, они опасались, что херем, отсекающий сионистов от еврейского народа, мог бы подтолкнуть их к крещению. Узнав о том, что его предложение отвергнуто, р. Йег̃ошуа-Лейб тяжело вздохнул и сказал: «Придет день, и они будут вынуждены с горечью признать, что правда была на моей стороне».

Лишь много лет спустя, осознав реальную опасность, руководители еврейских общин объединились в борьбе против сионизма – но момент был безвозвратно упущен, поскольку сионистское движение уже приобрело широкий размах и силу (там же с. 431-432).

Письмо по поводу сионизма было написано им за четыре месяца до смерти. В начале тевета 5658 /1898/ года р. Йег̃ошуа-Лейб заболел воспалением легких. Двадцать пятого тевета врачи признали его положение безнадежным. В полночь все евреи Йерушалаима собрались в домах молитвы – они молились и трубили в шофары.

Р. Йег̃ошуа-Лейб лежал в своей комнате, облаченный в талит и тфилин. Двадцать седьмого тевета, за час до наступления шабата, он снял тфилин и сразу снова надел, а затем снимал и надевал тфилин еще несколько раз подряд – до тех пор, пока не прозвучал звук шофара, оповещающий, что наступило время зажигания субботних свечей.

На исходе шабата тысячи евреев собрались у дома р. Дискина, чтобы узнать о состоянии его здоровья. Сразу же после церемонии авдалы, отделяющей шабат от будней, люди услышали, как р. Йег̃ошуа-Лейб громким и ясным голосом произнес «Слушай, Израиль, – Всевышний – наш Б-г, Всевышний – един», – и его душа покинула тело (там же с. 402-403).

Р. Йег̃ошуа-Лейб был призван в Небесную Ешиву двадцать девятого тевета 5658 /1898/ года.

Первыми в похоронной профессии шли дети из его сиротского дома, а за ними все еврейские дети Йерушалаима и из ашкеназских и из сефардских семей. Всего в процессии, растянувшейся от улицы Меа шеарим до кладбища на Ар азейтим (Масличной горе) участвовало около тридцати тысяч евреев – никогда, со времени возвращения евреев в Йерушалаим, в городе не бывало таких многолюдных похорон (там же с.404).

Р. Йег̃ошуа-Лейб Дискин оставил после себя многочисленные рукописи, значительная часть которых была опубликована после его смерти. Первыми вышли в свет книга Торат Оэль Моше (Тора ешивы Оэль Моше), включающая его комментарии к алахическим фрагментам Талмуда, и кодекс Диней швиит, содержащий закон шмиты – субботнего года (эти книги были изданы в Йерушалаиме, соответственно, в 5662 /1902/ и 5663 /1903).

Его респонсы были включены в сборник Шеэлот ветшувот Маарил Дискин (Маарил – аббревиатура слов Морейну арав Йеошуа-Лейб /наш наставник раввин Йег̃ошуа-Лейб/).

Жизнеописанию р. Дискина посвящена книга Амуд эш (Огненный столп), принадлежащий перу р. Йосефа Шинбергера.

Один из духовных лидеров следующего поколения евреев Земли Израиля р. Исраэль-Яаков Каневский (Стайплер; см.) утверждал, что р. Дискин был одним из тридцати шести совершенных праведников, на которых держится мир. Он писал: «В каждом поколении пребывают праведники высшего порядка, осененные духом провидения», как сказано в трактате Сука (45б): «Не бывает в мире меньше тридцати шести праведников, которым святая Шехина открывается изо дня в день». Такие святые и чистые люди, осененные духом провидения, были во всех поколениях, таких людей мы видели и в предшествующем нам поколении, например, гаона р. Йег̃ошуа-Лейба Дискина в Йерушулаиме – но трудно перечислить всех поименно, чтобы, не дай Б-г, не умалить заслуги других святых праведников» (Хаей олам 1:30).

Раби Яаков Абухацера (5550-5640 /1790-1880/ гг.) – выдающийся законоучитель и кабалист, духовный лидер евреев Северной Африки.

Уже в молодые годы был одним из ведущих раввинов Марокко. Возглавлял общину г. Тафилета, расположенного в горах на юге страны.

Основную часть времени проводил в уединенных занятиях Торой, не покидая дома учения ни днем, ни ночью – к себе домой он возвращался лишь на шабат. По свидетельству сына, каждую ночь он повторял наизусть восемнадцать глав Мишны, а затем учил Талмуд, Шульхан арух и другие алахические кодексы. Около полуночи он засыпал на короткое время, а затем произносил Тикун хацот – полуночную молитву, установленную в память о разрушении Храма. После этого он изучал святую книгу Зоар (Сияние) и кабалистические книги, содержащие учение Аризаля (см.). При приближении утра он спешил облачиться в талит и тфилин, чтобы быть первым в миньяне молящихся на рассвете.

Молился он очень долго, сливаясь с Творцом Вселенной и освобождаясь от материальных покровов, – люди чувствовали, что в эти часы он совершенно отрешен от мира и не замечает того, что происходит вокруг (Гдолей адорот).

Р. Яаков Абухацера прославился как бааль мофет (чудотворец) – многие приходили к нему в поисках исцеления и избавления от бед.

Он был одним из самых авторитетных законоучителей Северной Африки – его респонсы собраны в книге Йору мишпатеха леЯков (учили Твоим законам Яакова). В месяце тевет 5640 /1880/ года, в девяносто лет, р. Яаков отправился в путешествие на Святую Землю, намереваясь там поселиться.

В египетском городе Даманхур, южнее Александрии, он увидел сон, в котором ему было сообщено, что пришло его время покинуть мир. Согласно преданию, пробудившись, он сказал: «Гам зу летова» (И это к лучшему) и сообщил родным, что умрет после ближайшего шабата.

Р. Яаков Абухацера умер в воскресенье, двадцатого тевета 5640 /1880/ года.

 После его смерти было издано его кабалистическое сочинение Гинзей амелех (Сокровищница царя). В этой книге приведено семьдесят различных толкований первого слова в Пятикнижии – Берешит (В начале). Могила р. Яакова Абухацера у г. Даманхура привлекала к себе тысячи еврейских паломников, многие из которых обрели около нее исцеление.

Его внуком был прославленный кабалист и чудотворец р. Исраэль Абухацера (Баба Сали; см.).