Еврейские мудрецы

Главы из книги издательства «Швут Ами»

Составители Александр Кац и Цви Вассерман

Публикуется с разрешения издательства

Раби Элийаг̃у бар Шеломо-Залман из Вильно

(Виленский Гаон, Агра, 5480-5558 /1720-1797/ гг.) – глава своего поколения, один из величайших еврейских мудрецов всех времен

Происходил из знатной раввинской семьи среди его предков были знаменитые виленские раввины – автор книги Беэр агола (Родник для изгнанных) р. Моше Ривкес (см.) и р. Моше Кремер (см,).

Родился в первый день праздника Песах 5480 /1720/ года в местечке Сельцы, расположенном южнее г. Гродно. Уже к трем с половиной годам Элийаг̃у стал глубоким знатоком Пятикнижия, выучив почти весь его текст наизусть. В шесть с половиной лет он выступил в Большой синагоге г. Вильно (Вильнюса) с первой публичной лекцией, которую подготовил под руководством отца.

Наряду с уникальными способностями, ребенок обладал исключительной боязнью греха. Рассказывают, что однажды в шабат мать угостила его горохом, который нужно было извлекать из стручков. Спустя несколько минут, увлекшись учением, Элийаг̃у случайно схватил один из пустых стручков, но опомнившись, содрогнулся – ведь в шабат пустой стручок приобретает статус мукце и его запрещено передвигать. Пораженный своей оплошностью он потерял сознание. Вскоре его удалось привести в себя, но как только он вновь увидел сдвинутый им стручок, обморок повторился. Поняв состояние ребенка, его мать начала быстро жевать пустые стручки, демонстрируя сыну, что они пригодны для еды, а значит, не являются мукце. Лишь тогда ребенок окончательно успокоился (р. Дов Элиах, Гаон с. 215).

В семилетнем возрасте в течение нескольких месяцев Элийаг̃у учился у р. Моше Маргалита (Пней Моше, см.), автора знаменитого комментария на Иерусалимский Талмуд.

Начиная с восьми лет, он занимался самостоятельно и к девяти уже свободно ориентировался не только в Писании и Мишне, но также в Талмуде, законодательных кодексах и основных сборниках респонсов. К десяти годам он изучил фундаментальные труды кабалы – книгу Зоар (Сияние) и сочинения р. Хаима Виталя (см.), содержащие учение Аризаля (см.).

В этот период он занимался и практической кабалой. Впоследствии р. Хаим Воложинер (см.), ученик Виленского Гаона, передавал с его слов – еще не достигнув тринадцатилетнего возраста, юный кабалист попытался, подобно Мааралю из Праги (см.), создать Голема, но в разгар материализации своего биоробота не сумел сохранить необходимую концентрацию мысли – и процесс оборвался (Сарей амеа 3. 12).

К тринадцати годам Элийаг̃у столь же основательно, как и традиционные еврейские дисциплины, изучил математику, астрономию и другие естественные науки, а также грамматику святого языка – эти знания он использовал для более глубокого понимания сказанного в Торе.

В тринадцать лет и один день, вступив в возраст заповедей, Элийаг̃у принял на себя особые правила благочестия и воздержания, большинства из которых он придерживался в течение всей своей жизни. Например, начиная c того дня, он уже не спал более четырех часов в сутки, посвящая все свое время усердным занятиям.

В восемнадцать лет р. Элийаг̃у, женившись, поселился рядом с тестем, в городе Кейданы, севернее г. Ковно (Каунаса). Его тесть принял на себя заботу о пропитании молодой семьи, так что р. Элийаг̃у мог по-прежнему посвящать свои дни и ночи изучению Торы.

Он разработал особый распорядок занятий – по завершению каждых трех месяцев он повторял все изученное до сих пор, стремясь достигнуть более глубокого понимания, – а затем снова продолжал поступательное движение.

Вскоре его имя получило широкую известность – к молодому Гаону стали обращаться со сложными алахическими вопросами из многих общин Латвии. И тогда, спасаясь от мирской славы и почестей, р. Элийаг̃у отправился в галут – добровольное изгнание. С сумой и посохом – но неизменно облаченный в талит и тфилин, скрытые под изношенной одеждой, р. Элийаг̃у за семь лет обошел сотни городов и местечек Литвы, Польши и Германии.

Вопреки превратностям и неожиданностям пути р. Элийаг̃у стремился выполнять все заповеди Торы наилучшим образом. В преклонные годы Виленский Гаон вспоминал, как однажды во время странствий по Пруссии, в канун праздника Пурим, он безнадежно опаздывал к публичному чтению Свитка Эстер – солнце уже клонилось к закату, а ближайший городок был все еще далеко. И вдруг с ним поравнялась телега, груженая посудой. Р. Элийаг̃у попросил подвезти его и уселся на край телеги. На одном из ухабов телегу подбросило, р. Элийаг̃у свалился прямо на хрупкий груз – и посуда побилась. Срывая на нищем страннике зло, извозчик надавал ему тумаков и оставил его на пыльной дороге. Р. Элийаг̃у дошел до города, когда чтение Свитка в синагоге давно завершилось. Тем не менее, стремясь прочитать Свиток в присутствии миньяна – десяти евреев, он собрал на улице группу босоногих подростков, которым уже исполнилось по тринадцать лет, заплатил им по две монетки и привел в синагогу. Но как только он разложил свиток и начал произносить благословения, как всегда сосредоточенно и протяжно, подростки рассмеялись и разбежались, так что р. Элийаг̃у пришлось читать свиток в одиночестве – единственный раз в его жизни (Алиет Элийаг̃у 43).

Несмотря на обличие простого странника, во многих местах р. Элийаг̃у узнавали и встречали с большим почетом. Сохранилось свидетельство, что в Гамбурге, где р. Элийаг̃у, как обычно, проводил все время в доме учения, его узнали – и все евреи города собрались посмотреть на знаменитого мудреца. Дом учения наполнился до предела, и толпа под напором вновь прибывающих, сметая все на своем пути, угрожающе надвинулась на р. Элийаг̃у, погруженного в свои занятия и не замечающего опасности. Служителям синагоги пришлось принять решительные меры и поставить вокруг р. Элийаг̃у железные ограждения, защищающие его от толпы любопытных (Гаон с. 782).

Бегство от славы не удалось – после семи лет галута его имя прогремело по всей Европе.

Один из духовных лидеров поколения, р. Йонатан Эйбешиц (см.), ставший в 5510/1750/ году раввином Гамбурга, свидетельствовал, что р. Элийаг̃у «теперь прославлен по всем горолам Польши и в Берлине... – во всех местах, где побывал этот праведник, рассказывают о его величии и святости» (Лухот аэйдут с. 73). Возвратившись из скитаний в 5508/1748/ году р. Элийаг̃у поселился со своей семьей в Вильно.

К 5509/1749/ году относится его близкое знакомство с праведным гером Авраамом бен Авраамом, происходившем из семьи польских аристократов, графов Потоцких. После того как Авраам бен Авраам был схвачен по доносу еврея-предателя и помещен в виленскую монастырскую крепость, р. Элийаг̃у направил к нему посланника, предлагая освободить его из застенка при помощи приемов практической кабалы. Однако гер предпочел выполнить заповедь кидуш Ашем – освятить Имя Всевышнего своей смертью. Авраам бен Авраам был сожжен на рыночной площади Вильно на второй день праздника Шавуот 5509/1749/ года.

Согласно кабалистической традиции, передаваемой от имени Виленского Гаона, искупительная сила, вызванная смертью праведника, была столь значительной, что с того часа перестала существовать клипа хицонит (известное кабалистам проявление духовно нечистой стороны мира) – в частности, ослабла концентрация духовной нечистоты на руках человека в момент пробуждения от сна (Ишей Исраэль, Тфила 2: 17).

Р. Элийаг̃у позаботился о том, чтобы останки Авраама бен Авраама были преданы земле на еврейском кладбище – с этой целью его посланник, переодетый в европейский костюм, проник на место аутодафе и забрал останки казненного. Сохранилось свидетельство, что, когда исчезновение пепла открылось, власти подвергли р. Элийаг̃у аресту и допросу (Гаон с. 1103). Сегодня останки Виленского Гаона и р. Авраама бен Авраама захоронены в одном склепе (там же с. 1153).

В Вильно р. Элийаг̃у вновь всецело отдался изучению Торы – первые десять лет после возвращения из галута он занимался преимущественно в своем доме.

Ставни в его комнате круглосуточно были затворены, чтобы ничего из происходящего вокруг не отвлекало его. Р. Элийаг̃у занимался при свете свечи, облачившись в талдит и тфилин, – по словам современника, «его лицо было обращено к стене, глаза – к книге, а сердце – к Всевышнему».

Время, отводимое им для сна, было еще более сокращено. По свидетельству своего сына, в последние пятьдесят лет своей жизни Виленский Гаон «никогда не спал более двух часов в сутки более получаса подряд» – но и в эти полчаса уста дремлющего мудреца «продолжали нашептывать слова Торы» (Предисловие р. Авраама, сына Гаона, к книге Биур Агра).

Обычно он дремал три раза по полчаса в течение ночи и еще полчаса днем, утром он съедал кусок хлеба размером «в две маслины» (около ста граммов), запивая его водой, такая же трапеза повторялась вечером – все остальное время было посвящено изучению Торы и углубленной молитве.

Зимой его комнатка не отапливалась, и если усталость начинала одолевать, р. Элийаг̃у ставил ноги в таз с ледяной водой и занятия продолжались.

Каждое мгновение Виленский Гаон использовал с исключительной интенсивностью. Если же по какой-то причине ему приходилось отвлечься от занятий, он записывал в специальный блокнот – в такой-то день такого-то месяца оторвался от занятий на столько-то минут. В канун Йом кипура, оценивая прожитый год, он подсчитывал все утерянные минуты и со слезами исповедовался «в грехе пренебрежительного отношения к изучению Торы». По свидетельству близких к нему людей, утерянные за год минуты составили в сумме не более трех часов (Сарей амеа 2: 2).

Такой образ жизни был естественным выражением его понимания мира – Гаон видел в изучении Торы и выполнении ее заповедей единственный смысл человеческой жизни. «Законы Торы являются проявлением воли Б‑га, – говорил он, – и поэтому праведники стремятся ни к тому, что кажется им приятным или полезным, но лишь к тому, что по самой своей сути воплощает добро, – т.е. к исполнению заповедей Творца». А самой важной заповедью, выражающей назначение еврея в мире, он считал само изучение Торы. Исходя из талмудического изречения «Изучение Торы равноценно всем другим заповедям, вместе взятым» (Шабат 127а), Виленский Гаон утверждал «Каждое слово Торы, выученное человеком, равноценно всем заповедям, а раз так, то когда человек выучивает, например, лишь одну страницу, он тем самым исполняет несколько сот заповедей – и каждая из них равноценна веем прочим заповедям Творца» (Эвен шлема 7: 9).

Около 5520 /1760/ года, достигнув возраста сорока лет, р. Элийаг̃у решил переселиться в Землю Израиля. Здесь его постижение Торы должно было подняться на новый, недоступный в диаспоре, уровень – ведь он сам утверждал, что «Тора открывается именно на Святой Земле… и пророчество дается лишь на Земле Израиля» (Адерет Элийаг̃у, Дварим 1:6) Р. Элийаг̃у отправился в путь один, рассчитывая, освоившись на Святой Земле, вызвать к себе всю семью.

Из Кенигсберга он направил родным прощальное письмо. «Я прошу вас, – писал р. Элийаг̃у, – чтобы вы не переживали за меня, как вы мне обещали. Да и о чем тут переживать, ведь люди уезжают из дома на много лет только ради одного заработка – а я, слава Б‑гу, еду в Святую Землю, которую все мечтают увидеть…». В то же время он признавался, что его «сердце уже тоскует по детям и по любимым книгам», оставленным в Вильно. В этом письме Гаон давал последние наставления на время долгой разлуки. Он просил жену, чтобы «в доме был всегда хороший меламед», который          бы учил сыновей, «не оказывая на них давления, но только спокойно, ведь учение усваивается человеком лишь в спокойной и доброжелательной обстановке». Относительно воспитания дочерей он подчеркивал, что «самое главное, чтобы они, не дай Б‑г, не выходили из дома на улицу». Он писал, что дочерям «лучше не ходить даже в синагогу», потому что там они увидят дорогие платья, станут, завидуя другим девушкам, обсуждать увиденное между собой и таким образом неминуемо склоняться к злословию». И свою жену Гаон также просил по возможности «не выходить из дверей дома» – и ей, по его мнению, «лучше было бы молиться дома, ведь в синагоге невозможно уберечься от выслушивания злоречия и пустословия». В конце письма Гаон выражал надежду на встречу в Земле Израиля – «если это будет угодно милосердному Б‑гу». (Сарей амеа 2:18).

От Кенигсберга р. Элийаг̃у двинулся на юг, через Галицию, к морю – но, неожиданно повернув назад, он, спустя два месяца после начала путешествия, возвращался в свой дом.

Сохранилось предание, что когда Гаон уже плыл на корабле в сторону Земли Израэля, у него из рук упала книга Торы и открылась на стихе: «Не перейдешь, ты этого Йордана» (Дварим 3:27) – такими словами Всевышний известил Моше о том, что ему не суждено войти в обетованную землю. Виленский Гаон воспринял это происшествие как указание Небес – в годы старости он пояснил в разговоре с сыном: «С Небес не дали мне разрешение» (Предисловие на Биур Агра‎, Орах хаим, Гаон с. 468).

Основываясь на изучении высказываний и рукописей Гаона, кабалисты из среды его учеников утверждали, что поскольку он был очередным воплощением души Моше, ему, как и самому Моше, не было дозволено войти в Землю Израиля (Алиет Элийаг̃у 86).

На решение Гаона могло повлиять и следующее обстоятельство: в Галиции ему стало известно о том, что на Святой Земле не существует ашкеназских общин – кроме небольшой общины, созданной р. Гершомом Кутовером (см.), ближайшим последователем р. Исраэля Бааль-Шем-Това (см.), путь служения которого был для Гаона неприемлем. По мнению историков, Виленский Гаон не хотел переносить на Святую Землю острейшие разногласия, расколовшие на два лагеря евреев Галиции и других областей Восточной Европы (Сарей амеа 2:18).

После возвращения из этого путешествия Виленский Гаон в значительной степени изменил свой образ жизни. Теперь его занятия проходили, в основном, в помещении Большой виленской синагоги или в доме учения, расположенного на ее дворе. По свидетельству одного из сыновей Гаона, начиная с этого времени «все его устремление было – преподавать другим» (Сеарат Элийаг̃у).

Постепенно вокруг Гаона сложилась группа учеников, каждый из которых был выдающимся знатоком Торы. В 5528 /1768/ один из виленских богачей приобрел для Гаона и его учеников просторную квартиру на втором этаже дома, примыкающего к синагоге. Помимо зала, превращенного в дом учения, в этой квартире была также комната, в которой на протяжении всей недели занимался сам р. Элийаг̃у – домой, к семье, он возвращался лишь на шабат.

Большинство учеников, подобно Гаону, оставались на протяжении всего дня в талите и тфилине, добиваясь максимальной самоотдачи в своем служении Творцу (Маасе Рав 63)

Общие уроки проводились в зале, а самые близкие из учеников занимались с р. Элийаг̃у в его комнате, выполняя функцию талмид-хавера (младшего товарища по совместному изучению Торы). В течение многих лет таким талмид-хавером Виленского Гаона был р. Хаим Воложинер, а затем и его младший брат р. Шеломо-Зальман (Сарей амеа 2:15)

Несмотря на огромную разницу в уровне понимания Торы, р. Элийаг̃у всегда воспринимал окружающих его учеников как равноправных партнеров, подчеркивая, что сущностью их совместных занятий является духовный взаимообмен, а не односторонняя передача информации. В этой связи он часто повторял слова из Талмуда, выражающие его педагогическое кредо: «Я многому научился от своих учителей, еще больше – от друзей, однако ученики научили меня большему, чем все друзья и учителя вместе взятые (Таанит 7а)».

Р. Хаим Воложинер утверждал: «Скромность нашего наставника превосходила даже его величие – в своем сознании Гаон был самым смиренным и приниженным человеком, какого я когда-либо знал на земле» (Гаон с. 733). Как бы ни замечая своего высочайшего авторитета в глазах окружающих, сам р. Элийаг̃у всегда считал себя рядовым евреем – одной из еврейских душ, ищущей своего пути к Б‑гу. Его скромность была настолько искренней и наивной, что он даже не замечал, чем он может гордиться: ведь в его характере оставалось еще столько несовершенства, а в Торе – еще столько недоступных для него тайн.

Всю жизнь с трепетом и искренним уважением р. Элийаг̃у вспоминал наставников, обучавших его в раннем детстве. Но с особенным пиететом он упоминал своего первого учителя, научившего его читать на святом языке. «Те наставники, которые обучали меня Талмуду и алахе, – говорил он, – могли порою ошибаться в своих разъяснениях. Но от этого учителя, показавшего мне буквы и огласовки, я наверняка узнал одну только правду» (Сарей амеа 2:15).

С каждым годом Виленский Гаон все более оттачивал и углублял свои знания.

Чтобы охарактеризовать уникальный уровень эрудиции, достигнутый Гаоном, р. Хаим Воложинер подобрал яркое сравнение. «Каждый еврей, – говорил р. Хаим, – три раза в день во время молитвы произносит псалом «Ашрей…» (Счастливы, сидящие в Твоем Храме…), и поэтому большинство помнят этот псалом наизусть. Я свидетельствую, что точно так же, как евреи знают «Ашрей…», мой наставник Гаон р. Элийаг̃у знал все книги мудрости Мишны и Талмуда, и все книги ришоним – как в области законодательства, так и в области современного учения… Он не только знал наизусть все книги, но и помнил место каждого слова в них. Создавалось впечатление, будто каждое слово стояло перед его глазами, и он просто читал из открытой перед ним книги» (Сарей амеа 2:17, Гаон с. 147-148).

«Если ему задавали какой-либо вопрос, он отвечал мгновенно, не роясь в памяти, – свидетельствовал другой ученик Гаона р. Авраам Данциг (Хаей адам; см.). – Его мозг вмещал всю Тору, и тайную и открытую, и невозможно было понять, как способен человек удерживать все в своей голове» (Гаон с. 142, 151). За таким абсолютным знанием стоял неустанный труд. Рассказывают, что один знаток Торы спросил у Гаона, в чем секрет его достижений. Р. Элийаг̃у ответил вопросом на вопрос: «Верите ли Вы в известное изречение мудрецов о том, что повторивший изученное сто раз не может сравниться с повторившим тот же материал сто один раз?». «Конечно, верю», – сказал собеседник. «А я не поверил, – неожиданно заявил Гаон, – и решил проверить это правило на себе».

На протяжении многих десятилетий р. Элийаг̃у каждый месяц заново проучивал весь Вавилонский Талмуд с комментариями (Гдолей адорот).

По свидетельству учеников, Гаон никогда не ограничивался ознакомительным или поверхностным чтением – все его время было посвящено углубленному исследованию и всестороннему анализу рассматриваемых проблем. «Тот, кто не видел, как работал наш великий учитель, – писал р. Хаим Воложинер в одном из писем, – не сможет представить, сколько труда вкладывал он в понимание каждой детали и каждого нюанса изучаемой темы, не останавливаясь до тех пор, пока все не становилось предельно ясным».

Раби Хаим вспоминал, что однажды, придя к Гаону, он застал его родных в великой тревоге: вот уже три дня р. Элийаг̃у не показывался из своей комнаты, никого к себе не пускал и не принимал пищи. Раби Хаим поспешил к учителю, склонившемуся над книгами – с головой, перевязанной мокрой тряпицей. «Вот уже три дня, – пояснил Гаон, – как я бьюсь над одним вопросом в Иерусалимском Талмуде и никак не могу добраться до истины». Р. Хаим свидетельствует, что Гаон прикоснулся к еде только после того, как проблема была совместными усилиями решена (Сарей амеа 2:7; Алиет Элийаг̃у 95).

Более того, Виленкий Гаон по-настоящему ценил именно «те достижения и открытия, которые давались ему напряженным, изнуряющим интеллектуальным трудом, и не соглашался принимать небесные тайны, передаваемые ему через ангелов-вестников, поскольку восприятие этих тайн не требовало от него никаких усилий» (Предисловие р. Хаима Воложинера к Сифра децниута). По свидетельству р. Хаима, Гаон говорил: «Я не хочу, чтобы мое постижение Торы, данной Б‑гом, происходило через ангела-вестника или какого-либо иного посредника,… – но лишь с помощью моего собственного труда и с приложением всех моих сил» (там же).

И все же значительную часть информации, и в первую очередь, связанной с сокровенными разделами Торы, Виленский Гаон получал в минуты сна, когда его душа возносилась к своему источнику – Б‑гу. «Всевышний вложил в природу человека способность ко сну, – писал Гаон, – именно для того, чтобы его душа поднималась в Небесную Ешиву и там открывались бы ей тайны Торы. И то, что человек не способен постичь и за семьдесят лет, открывается там за одну минуту. Однако за подобное постижение Торы человек не получает никакой награды – наоборот, такое постижение само по себе является наградой» (Комментарий на Мишлей 19:23).

По свидетельству близких учеников и родных Гаона, подобные уроки в Небесной Ешиве проходили у Гаона каждую ночь – с того дня, как он себя помнил (Гаон с. 139, 821).

Благодаря присутствию р. Элийаг̃у и его учеников, город Вильно стал одной из мировых столиц Торы – его называли «литовским Йерушалаимом». Тем не менее, Виленский Гаон решительно отказывался принимать какой-либо из предлагаемых ему высоких постов в общине, понимая, что деятельность раввина, даяна или главы ешивы неминуемо отвлечет его от изучения Торы.

Предание свидетельствует, что Виленский Гаон прекратил выносить любые алахические решения после следующего конфликта. Однажды бедному портному, соседу Гаона, посчастливилось достать курицу на шабат. Однако при проверке ее кашерности Гаон и городской раввин разошлись во мнениях: раввин признал ее годной в пищу, а Гаон – нет.

Вечером раввин явился к Гаону. «Мой наставник и господин! – сказал он. – Я подобен праху земному у твоих ног! Но поскольку я, раввин этого города, признал курицу твоего соседа пригодной в пищу, мы обязаны следовать моему мнению – чтобы не поколебать авторитет раввинского звания. И поэтому мы должны вдвоем придти к нему в гости и отведать мяса, признанного мною кашерным».

Однако когда жена портного подавала куриный бульон почетным гостям, она от радостного возбуждения споткнулась, толкнула стол и одна из субботних свечей упала в кастрюлю, сделав все ее содержимое несъедобным. «Простите меня, мой наставник и господин! – воскликнул раввин. – С Небес показали, что я ошибся!». «Ни в коем случае! – возразил Гаон. – Если Вы, городской раввин, представляющий здесь власть Торы, постановили, что мясо пригодно в пищу, то таков закон и все обязаны ему следовать. Так сказано в самой Торе: «…Не уклоняйся от слова, которое изрекут тебе, ни вправо, ни влево» (Дварим 17:11). Но поскольку я признал это мясо некашерным, я как бы запретил его сам себе, и поэтому с Небес мне помогли избежать запрещенной лично для меня пищи…».

Виленский Гаон всю жизнь не мог простить себе тех неприятных минут, которые он невольно причинил не только раввину, но и семье портного, – с тех пор он решительно отказывался от любых указаний в области практического применения закона и не оставил после себя никаких респонсов (Сарей амеа 2:3).

Стремясь предоставить Гаону возможность спокойно изучать Тору и обучать других, руководство виленской общины определило ему еженедельное пособие. Однако служка, которому поручили передавать деньги Гаону, присваивал их себе. Р. Элийаг̃у, семья которого в течение многих лет страдала от голода, не жаловался на служку, боясь его опозорить. Об этом стало известно, лишь, когда сам служка перед смертью признался в своем грехе (Сарей амеа 2:2).

Безраздельно подчиняя свою волю воле Всевышнего, р. Элийаг̃у полагался на то, что Всевышний примет на себя заботу о нем – согласно сказанному в Мишне: Выполняй Его волю, как свою, чтобы и Он выполнял твою волю, как Свою» (Авот 2:4).

«Человек, уповающий на Б‑га, – пояснял Гаон, – перекладывает на Него все свои дела и заботы, ведь, поскольку самому человеку неизвестно, что именно является для него подлинным благом, он должен полагаться на Б‑га, который предоставит ему все действительно необходимое в каждый данный момент» (Гаон с. 748). Такое «упование на Всевышнего» Виленский Гаон считал «основой всех хороших качеств характера» (Эвен шлема 3:1).

Предание свидетельствует, что однажды сердобольные соседки принялись уговаривать жену Гаона, чтобы она потребовала развода, ссылаясь на то, что ее муж не желает содержать семью как положено – ведь, если бы он только захотел, он бы мог стать раввином в любой, самой богатой общине. Вместо ответа ребецин Хана вынесла из дома две сорочки своего мужа, пояснив, что одну из них только что выстирала, а вторую Гаон носил в течение целой недели. Но поскольку обе сорочки были белоснежно чисты, соседки, сколько, ни старались, не могли определить, какая из них уже ношеная. И тогда ребецин Хана пояснила: поступки святого человека, тело которого настолько неподвластно закономерностям материального мира, невозможно мерить стандартными мерками (Гаон с. 113).

В предисловии одной из книг Виленского Гаона его сыновья свидетельствуют, что страстная любовь к Торе вытесняла из его сердца все другие привязанности.

Даже с самыми близкими людьми, с членами семьи и с узким кругом учеников, Гаон избегал любых посторонних разговоров, не связанных с изучением Торы. Старших детей, которые обзавелись семьями, он никогда не расспрашивал об их материальных проблемах и нуждах. Его сын, р. Авраам, вспоминал, что когда он возвращался к отцу после долгой разлуки, Гаон не задав ни одного вопроса, заботился лишь о том, чтобы сын мог поскорее возвратиться к занятиям Торой (Предисловие к книге Биур Агра‎).

Рассказывают, что когда в комнату Гаона вошла его сестра, с которой он не виделся около полувека, р. Элийаг̃у благословил ее, а затем сказал: «До свидания, сестра, – до встречи в Будущем мире… Здесь, в этом мире, нет у меня свободной минуты: я обязан изучать Тору» (Сарей амеа 2:3; Гаон с. 100-101).

Виленский Гаон выполнял законы Торы из любви к Творцу – только, чтобы выполнить Его волю, не ожидая награды ни в этом мире, ни в Будущем. Он часто повторял: «Элийаг̃у может служить Б‑гу и без Будущего мира (т.е. не рассчитывая на награду в Будущем мире).

Рассказывают, что в один засушливый год невозможно было найти этроги – плоды цитрусового дерева, необходимые для выполнения заповеди арбаат аминим в праздник Суккот. Посланец из Вильно отправился в Италию, где выращивают эти плоды, но вернулся, ни с чем. И тогда совет виленской общины постановил: необходимо достать за любую цену хотя бы один этрог – для Виленского Гаона. Новый посланец был направлен в теплые страны, и после долгих скитаний ему удалось обнаружить этрог удивительной красоты. Однако еврей, которому принадлежал этот плод, не соглашался его продать. Когда же посланец открыл ему, что этрог необходим для Виленского Гаона, тот отказался от предложенных денег, но назначил иную цену: поставил условие, чтобы награда, которую Виленский Гаон получит в Будущем мире за выполнение этой заповеди, досталась ему.

Перед самым праздником посланец принес этрог к Гаону и рассказал ему о необычном условии. Вопреки его ожиданиям р. Элийаг̃у обрадовался: ведь теперь у него была уникальная возможность выполнить заповедь Творца заведомо бескорыстно (Сарей амеа 2:2). Гаон говорил, что «даже если бы воздаяние было обратным: за выполнение заповеди следовал бы Геином, а за прегрешение – Ган Эден, и тогда бы он предпочел выполнить заповедь – и получить Геином, чем совершить грех – и оказаться в Ган Эдене» (Гаон с. 232).

Понимая ценность каждого повеления Торы, Виленский Гаон прикладывал все усилия к тому, чтобы выполнить как можно больше заповедей – хотя бы по разу в жизни.

По свидетельству одного из учеников, Гаон специально приобрел беременную овцу, которая должна была родить первенца, а затем, передал ягненка коэну, выполнив тем самым заповедь «Посвяти Мне всех первенцев… скота» (Шмот 13:2). На подаренном ему клочке земли – площадью четыре локтя на четыре локтя – он посадил плодовое дерево, чтобы выполнить заповедь «орла»: «И когда… посадите какое-либо дерево плодоносное, то считайте плоды его за орлу – три года… нельзя их есть» (Ваикра 19:23). В другой раз Гаон купил участок пшеничного поля и сжал его вместе с учениками, выполнив при этом все заповеди, связанные со сбором урожая (Маасе Рав 102-103, Тосефет Маасе Рав 27).

Несмотря на то, что Гаон отстранился от всякого руководства общиной евреев Европы он, тем не менее, приобрел статус главы поколения и одного из духовных лидеров всей диаспоры.

В силу этого к 5532/1771/ году он оказался втянутым в борьбу с хасидским движением, которое к тому времени уже охватило не только Подолию, Волынь и Галицию, но и значительную часть Белоруссии – небольшие хасидские общины сложились в Минске, Пинске, Шклове и Карлине. И вот, в 5531 /1771/ году хасиды создали тайную молельню в самом Вильно, прежде неприступной столице противников хасидизма.

Виленский Гаон почувствовал, что тому направлению еврейской традиции, которое он олицетворял и воплощал в жизнь, угрожает смертельная опасность. Особую тревогу вызывало в нем то, что последователи хасидизма переносили акцент с углубленного изучения Торы на другие, в первую очередь, мистические, аспекты иудаизма – при этом, с точки зрения Гаона, грубо профанируя кабалу. Так, один из хасидских лидеров р. Менахем-Мендл из Промышлян утверждал, что человеку «следует поменьше изучать Тору и побольше, непрерывно, размышлять о величии Творца» (Анъагот йешарот 4).

В то время, как хасиды вовлекали в мистическую жизнь совершенно невежественных в законах Торы людей, Гаон считал, что «сначала следует основательно изучить Письменную Тору, затем – Устную, а затем уже – ее сокровенные тайны» (Комментарий на Мишлей 4:21). «Тот, кто стремится познать чудеса и тайны, не изучив предварительно законов Торы, – предостерегал Гаон, останется ни с чем, поскольку к тайнам Торы нет никакого пути, кроме, как через изучение и выполнение ее законом» (там же 21:17). Более того, он указывал, что изучение кабалы неподготовленным человеком – великое разрушение» (Гаон с. 868).

Совершенно неприемлемым для Гаона был и введенный хасидами статус «цадиков», выполнявших роль «посредников» между Б‑гом и простыми евреями. Р. Элийаг̃у опасался, что в хасидском движении нашла свое дальнейшее воплощение ересь лжемашиаха Шабтая Цви и его последователя Яакова Франка, влияние которого было особенно ощутимым именно на Украине и в Польше.

В начале зимы 5552 /1772/ года два вождя белорусских хасидов р. Менахем-Мендл из Витебска (см.) и р. Шнеур-Зальман из Ляд (Алтер Ребе; см.) специально прибыли в Вильно, чтобы встретиться с р. Элийаг̃у и попытаться разъяснить ему подлинную позицию хасидизма. Однако Гаон наотрез отказался их принимать. Р. Шнеур Зальман вспомнил, что Гаон «дважды захлопывал двери перед их носом», а когда они «начали чересчур настаивать на встрече, р. Элийаг̃у «уехал из города» – и не возвращался, пока они оставались в Вильно (Игрот Бааль Атания у вней доро с. 95-98). Из решительного поведения Гаона хасидские посланники заключили, что вопрос для него совершенно ясен …и решение по нему уже принято – потому-то Гаон и избегал встречи, которая могла бы быть интерпретирована как косвенная легитимация хасидизма (Гаон с. 909).

В месяце нисан 5532 /1772/ года в переполненной Большой синагоге Вильно был объявлен «великий херем» – все последователи хасидизма отлучались от еврейской общины. Текст херема, под которым стояла подпись Гаона, был разослан по общинам Европы. В глазах всего еврейского мира именно Гаон возглавил лагерь миснагдим (противников хасидизма).

В Литве и Белоруссии начались жестокие преследования. Хасидов, как и «франкистов», старались отсечь от еврейского мира, чтобы они не могли распространять среди евреев свое учение. Запрещалось есть вместе с хасидами и разговаривать с ними, предоставлять им ночлег и сдавать им жилье в аренду, даже просто «стоять рядом с хасидами на расстоянии ближе четырех локтей». Пресекались браки с хасидами, а в ряде случаев отцы понуждали дочерей разводиться с мужьями, присоединившимися к хасидским общинам. Повсеместно закрывали молитвенные дома хасидов, а их самих с позором изгоняли из городов и местечек.

Предпринятые гонения дали ожидаемый результат только в самой Литве, поскольку в том же 5532 /1772/ году после первого раздела Польши большая часть Белоруссии и Украины отошла к Российской империи, а Литва еще на двадцать три года оставалась по другую сторону границы, в составе Польши.

Новая мощная волна гонений на хасидов прокатилась по всей Восточной Европе в 5541 /1781/ году, когда ведущие раввины Литвы объявили повторный херем, под которым вновь стояла подпись Виленского Гаона. Р. Элийаг̃у горячо поддерживал и одобрял подобные меры, именуя последователей хасидизма «шайкой отступников, которых необходимо всячески преследовать». Столь же непримиримую позицию Виленский Гаон занимал и по отношению к «берлинерам» – сторонникам берлинского «просвещения», борьба против которых обострилась в 5542 /1782/ году.

Когда один из берлинских «просветителей» Абба Галускер, явился к Гаону, он так же не был допущен в его комнату, как и лидеры хасидизма. Короткая беседа состоялась в сенях. «Просветитель» вручил Гаону список, состоящий из семидесяти двух вопросов, касающихся основ веры. Бегло просмотрев список, Гаон отметил, что, на самом деле, все вопросы сводятся всего к пятнадцати – он кратко, но исчерпывающе точно ответил на них и вернулся к себе. За все время их разговора Гаон даже не взглянул в лицо собеседника – следуя известному талмудическому закону: «Запрещено смотреть в лицо нечестивцу» (Сарей амеа 1:9; Гаон с. 554-559).

Несмотря на свое, резко отрицательное отношение к движению «просветителей», сам Виленский Гаон на протяжении всей жизни углубленно изучал математику и естественные науки – не только по традиционным еврейским источникам, но и из иноязычных книг, которые специально для него переводили на иврит его ученики.

Его понимание научных проблем было столь же ясным и исчерпывающим, как и понимание проблем Торы. Сохранилось свидетельство, что во время своих скитаний он встречался в Берлине с одним из ведущих профессоров-астрономов. Во время краткой беседы р. Элийаг̃у помог ему разрешить проблему, над которой ученые университета безуспешно ломали голову в течение трех лет. Более того, прямо на месте р. Элийаг̃у изготовил все необходимые для решения задачи схемы и чертежи (Алиет Элийаг̃у 31).

Ученик Гаона р. Барух из Шклова (см.), переведший на иврит трактат греческого математика Эвклида, в предисловии к этой книге писал, что р. Элийаг̃у просил переводить на святой язык как можно больше научных книг – все, что только возможно, – «чтобы многие смогли с ними познакомиться и умножилось знание». В этом же предисловии р. Барух вспоминал, что, когда он беседовал с Гаоном в месяце тевет 5538 /1778/ года, р. Элийаг̃у сказал: «Если человек невежда в естественных науках, он в сто раз больший невежда в Торе, ибо Тора и науки – неразрывные части единого целого» (Сарей амеа 1:3).

Разница в позициях Виленского Гаона и «просветителей» заключалась в том, что в его глазах естественные науки были инструментом, предназначенным для более глубокого и полного понимания Торы, – в то время как «просветители» обращались к науке, чтобы с ее помощью ограничить власть Торы, а в конечном счете, и вовсе избавиться от ее «ярма».

Наиболее ярким показателем подлинных приоритетов Гаона был тот факт, что он никогда не прерывал занятий Торой ради своих научных исследований. По свидетельству р. Элийаг̃у Раголера (см.), одного из учеников р. Хаима Воложинера, Гаон «изучал науки, лишь находясь в тех местах, где запрещено размышлять по поводу Торы (например, в купальне и туалете)» (Яд Элийаг̃у 1:25).

Во второй половине месяца шват 5548 /1788/ года шестидесятивосьмилетний Гаон был арестован по состряпанному его противниками доносу – его обвиняли в том, что он инспирировал и организовал похищение из монастыря еврейского юноши, принявшего крещение.

Доносчики утверждали, что «без его ведома ничего важного в общине не делается» В доносе также сообщалось, что Гаон вымогал деньги из кассы общины, угрожая всем кто ему противился, отлучением. По свидетельству ряда источников, значительную роль в этом деле сыграли виленские хасиды, трое из которых служили в городской полиции. (Вильна беткуфат Гаон с.36; Гаон с. 928, 1065-1078).

На допросе Гаон отказался от дачи всяческих показаний. Согласно тексту протокола, «старый еврей, знаток Талмуда, сделал вид, что ничего по делу не знает, и не ответил ни на один из обращенных к нему вопросов – ни на каком языке» (Гаон с. 1077).

На двадцать первый день первого месяца адара, после месячного заключения, Гаон был освобожден из под стражи, но следствие продолжалось. Спустя полтора года состоялся суд, завершившийся четвертого элуля 5549 /1798/ года, – за недостаточностью улик Гаона приговорили к сравнительно короткому, трехмесячному, заключению и денежному штрафу.

В канун праздника Рош ашана, перед заходом солнца, Гаона заключили под стражу. Встретив новый, 5550 год в заключении, он оставался под арестом также в праздники Йом кипур и Суккот.

В Суккот семидесятилетний Гаон в течение нескольких дней метался по камере и поддерживал пальцами ресницы, чтобы не заснуть, – ведь в эти дни, согласно закону Торы, запрещено спать, даже временно, вне сукки (шалаша). В конце концов, для него построили кашерную сукку в тюремном дворе. А несколько недель спустя Гаона, учитывая его возраст, досрочно освободили (Тосефет Маасе Рав с. 62; Гаон с. 189-190, 1082).

Несмотря на явное пренебрежение общепринятым режимом сна и питания, р. Элийаг̃у на протяжении всей своей жизни отличался крепким здоровьем.

По воспоминаниям его родных, Гаон «почти ничего не ел, почти совсем не спал – и, тем не менее, обладал отменным здоровьем» (Гаон с. 215-216). Согласно еще одному свидетельству, «его тело было сильным и крепким, он никогда ничем не болел, кроме двух случаев за всю жизнь» (там же с. 753).

Обе свои болезни р. Элиягу перенес, уже перешагнув семидесятилетний рубеж. Первый раз он тяжело заболел зимой 5551 /1791/ года, в месяце кислев, через год после перенесенного заключения. Он был вынужден провести в постели несколько месяцев – и когда в первом месяце адар (в конце февраля), власти возобновили следствие по его делу, не имея возможности перевести подследственного в тюрьму, они установили караул прямо возле ложа Гаона.

Р. Элийаг̃у мужественно переносил обрушившиеся на него беды, хотя, обладая широчайшими познаниями в практической кабале, он, безусловно, располагал возможностью избавиться и от преследователей, и от болезни. Однако Гаон считал, что «со времени разрушения Храма использование практической кабалы для частных нужд человека стало тяжким преступлением, сравнимым с грехом Адама, съевшего плод с Древа Познания добра и зла» (Эвен шлема 8:25).

Полагая, что «праведникам следует скрывать свою способность творить чудеса» (Комментарий на Мишлей 12:26), Виленский Гаон на протяжении всей жизни хранил в тайне те сверхъестественные силы и возможности, которые были ему даны. Его власть над явлениями материального мира проявлялась лишь в критических ситуациях, когда от его действий зависела жизнь всей общины.

Пятнадцатого ава 5554/1794/ года началось решающее сражение за «литовский Йерушалаим» между наступающими русскими войсками и польскими легионерами. В это утро все евреи города, с женами и детьми, собрались в Большой синагоге для общинной молитвы. Р. Элийаг̃у поднялся к ковчегу со свитками Торы и широко открыл его. В этот момент прогремел пушечный залп и над головами раздался рев приближающегося пушечного ядра. Вся община в ужасе замерла, а Гаон во весь голос закричал: «Батель! Батель! (Отмени! Отмени!)». Взрыва не последовало. Позднее, уже после того, как русские войска захватили город, неразорвавшийся снаряд был обнаружен на крыше Большой синагоги – отмененный по слову Гаона взрыв мог бы погубить всю виленскую общину (Ир Вильна с. 49; Гаон с. 505).

В последние годы жизни Виленский Гаон вплотную приблизился к осуществлению своего жизненного предназначения – к полному и совершенному постижению мудрости Торы.

Система исследований, выработанная им еще в молодости и развиваемая на протяжении всей жизни, позволяла ему выявлять многообразные связи между Письменной Торой и устной традицией. Тщательно исследуя каждое слово и каждую букву Писания, Виленский Гаон находил в нем корни всех законов и всех обычаев, установленных на протяжении трех последующих тысячелетий еврейской истории.

В своем комментарии на кабалистический трактат Сифра децниюта (книга скрытого) Гаон писал: «Все, что было, есть и будет во Вселенной, – все заключено в Торе. …В ней закодировано не только общее направление эволюции, но и подробности, связанные с бытием каждого отдельного человека, – все, что с ним произойдет со дня рождения и до дня смерти, и все воплощения его души, и все это – в мельчайших подробностях и деталях» (гл. 5).

По свидетельству учеников, в последние годы жизни Виленский Гаон сосредоточил все свои исследования на самом Пятикнижии, подвергая тщательному анализу не только мельчайшие нюансы в написании слов, но и даже форму линий в «венцах» над буквами.

Р. Исраэль из Шклова (см.), особенно близкий к Гаону в последний период его жизни, вспоминал: «Мой учитель и наставник Гаон р. Элийаг̃у верил и знал, что все последующие события закодированы в Торе. Он мог указать, где именно закодированы в Торе имена каждого из великих мудрецов Израиля. Например, он показывал, что имя Рамбама, жившего в Египте, закодировано в стихе из книги Шмот (11:9): «Умножились Мои чудеса в стране Египетской» – первые буквы слов этого стиха (ребот мофтай беэрец мицраим) составляют имя «Рамбам» (Сарей амеа 1:7).

Сохранилось свидетельство о торжественной церемонии, которую устроил Гаон в годы старости по поводу завершения изучения всей Торы. Он пригласил в свою комнату несколько ближайших учеников. По его просьбе они закрыли ставни и зажгли многочисленные свечи. Гаон сообщил им, что «Всевышний удостоил его света всей Торы» – он «познал всю Тору, данную на горе Синай, и познал, как Устная Тора закодирована в тексте Письменной Торы». Р. Элийаг̃у признался, что «к концу жизни для него не осталось никаких неясных мест и сомнений, … кроме двух еще неразрешенных проблем, связанных с сокровенными разделами Торы» (Предисловие к книге Пеат ашульхан; Гаон с. 143-147).

После третьего раздела Польши, проведенного в 5555 /1795/ году, Российская империя поглотила всю Литву – и борьба сторонников Гаона с хасидами вспыхнула с новой силой.

Летом 5556/1796/ года в Вильно стало известно о группе хасидов, переходящих из города в город и распространяющих по всей Европе слухи о том, будто Виленский Гаон раскаялся в своих прежних взглядах и теперь призывает весь народ присоединиться к хасидскому движению. Более того, в эту группу входил савмозванец, который выдавал себя за сына Гаона, примкнувшему к хасидизму. Молодой человек утверждал, что если бы «отец» был немного моложе, он и сам бы отправился в странствие по диаспоре вместе с ними.

В первый день месяца сиван 5556/1796/ года Виленский Гаон обратился к своим последователям со специальным посланием, в котором опроверг клевету. «Я, как и прежде, стою на своем посту», – писал он (там же с. 914-917).

В том же месяце сиван Виленский Гаон тяжело заболел и от этой болезни окончательно оправиться уже не сумел. До последних мгновений жизни он был погружен в изучение Торы и служение Творцу.

После Йом кипура 5558/1797/ года Гаон, никогда в жизни не прибегавший к услугам врачей, согласился пригласить врача-специалиста – на его решение повлияли настойчивые уговоры родных, мучительные переживания которых ему было тяжело видеть. Когда прибыл знаменитый в то время в Литве доктор Яаков Либшиц, больной уже находился между жизнью и смертью. Врач, склонив ухо к груди Гаона, прослушал биение его сердца и ритм дыхания. После тщательного осмотра родные взволновано спросили: «Ну, где он находится (имея в виду – ближе к жизни или ближе к смерти)?». Доктор Либшиц, который был к тому же знатоком Торы, ответил: «Мне кажется, что он находится в трактате Келим» – во все время осмотра уста Гаона еле слышно произносили, страницу за страницей, слова из этого трактата (Гдолей адорот). Виленский Гаон был призван в Небесную Ешиву в праздник Суккот, девятнадцатого тишрея 5558/1797/ года, – на семьдесят восьмом году жизни.

Перед смертью, собрав последние силы, он успел с великой радостью выполнить нетилат лулав, благословив четыре виды растений.

По воспоминаниям его учеников, за несколько мгновений до последнего вздоха, Гаон сжал в руке кисти цицит и сказал: «Как трудно покидать этот мир, где можно было выполнять заповеди. Здесь с помощью такой простой заповеди, как цицит, можно было удостоиться сияния Шехины (Б-жественного Присутствия)! Разве я найду что-нибудь подобное в Мире Душ?!». При этих словах его чистая душа оставила тело (Гдолей Адорот). Когда стало известно о смерти Гаона, виленские хасиды пригласили музыкантов и допоздна плясали, предвкушая скорую победу над обезглавленным лагерем миснагдим. В ответ последователи Гаона под звуки шофара объявили во всех виленских синагогах, что хасиды не только «отлучаются и отвергаются от еврейской общины, но и вовсе не признаются сыновьями Израиля». Таким образом, после смерти Гаона борьба между двумя лагерями достигла своей кульминации, а затем стала медленно угасать – лишь порою вспыхивая, будто догорающий костер, с новой силой. В последующих поколениях между двумя направлениями еврейской традиции наметилось встречное движение – к взаимопониманию, а потом и к взаимообогащению.

Духовный свет, излучаемый гигантской личностью Виленского Гаона, оказал определяющее влияние на последующее развитие еврейской мысли.

В месяце тишрей 5563/1802/ года, через пять лет после смерти р. Элийаг̃у, его ближайший ученик р. Хаим Воложинер основал Воложинскую ешиву, в которой воплотил разработанные Гаоном методы изучения и преподавания Торы. Воложинская ешива стала прообразом для сотен других ешив, основанных ее выпускниками, а также их учениками и учениками учеников, – ее называли «матерью литовских ешив».

В 5568/1808/ году три ближайших ученика Гаона, р. Менахем-Мендл из Шклова (см.), р. Сеадья из Вильно (см.) и р. Исраэль из Шклова, переселились в Землю Израиля и создали общину, в которой все обычаи были установлены в соответствии с алахическими мнениями Виленского Гаона. Впоследствии многие из этих обычаев были приняты ашкеназскими общинами на Святой Земле.

Среди прямых потомков р. Элийаг̃у был выдающийся мыслитель и педагог р. Исраэль Салантер (см.) – основоположник этического движения мусар, в котором нашли развитие многие идеи Виленского Гаона, связанные с самоусовершенствованием личности.

Духовный облик и интеллектуальное величие Виленского Гаона наложили неизгладимый отпечаток не только на общины «литваков» (евреев, выходцев из Литвы), расселившиеся сегодня по всему миру, но и на особый характер российского еврейства в целом.

Великий еврейский мудрец двадцатого века р. Авраам Йешаяу Карелиц (Хазон Иш; см.), духовный лидер евреев Земли Израиля, прибывший на Святую Землю в 5693/1933/ году из Вильно – города Виленского Гаона, писал: «Для нас Агра стоит в одном ряду с Моше Рабейну, с Эзрой, с раби Йег̃удой Г̃анаси (составителем Мишны), с равом Аши (составителем Вавилонского Талмуда) и Рамбамом (Ковец игрот 1:32).

За два века, прошедшие после смерти Виленского Гаона, было опубликовано более семидесяти сочинений, содержащих его учение. Однако сам Виленский Гаон не писал книг – он не был мехабером (автором, сочинителем) в привычном смысле этого слова. Он делал лишь краткие заметки на полях фолиантов, которые изучал, – при его жизни эти записи были доступны только для его ближайших учеников.

На вопрос одного из учеников, почему его заметки столь лаконичны, Гаон ответил: «Существует закон, согласно которому «слова Устной Торы можно записывать только для того, чтобы они не забылись». (Гитин 606). И, разумеется, желательно записать их насколько возможно кратко. Поэтому-то Мишна написана в таком сжатом стиле, когда за каждым словом скрывается бездонная глубина, – все выверено и продумано до мельчайшей детали… И поэтому-то мудрецы так часто использовали рошей тейвот (аббревиатуры) – чтобы запись была более краткой… Так и я записываю только то, что мне необходимо для памяти, – ведь лишь ради этого разрешили записывать слова Устной Торы» (Сарей амеа 1:7)

После сорока лет, когда Гаон начал давать уроки ученикам, он вообще перестал записывать результаты своих исследований. С тех пор его учение передавалось только из уст в уста – оно было Устной Торой в буквальном смысле этого слова.

Поэтому большинство из опубликованных книг представляют собой записи ближайших учеников, зафиксировавших услышанное из уст Гаона.

Так, в книге Адерет Элийаг̃у (Мантия Элийаг̃у) собраны его высказывания и толкования, относящиеся к Танаху, а в книге Маасе Рав (Пример наставника), составленной р. Сеадьей из Вильно, отражены алахические взгляды Гаона и описаны его минъагим (обычаи). Высказывания Гаона, относящиеся к вопросам этики, педагогики и еврейского мировоззрения, собраны в книге Эвен шлема (Совершенная мера), составленной р. Шемуэлем Мальцаном. Сокровенное учение Гаона в значительной степени передано в книгах его ближайшего духовного наследника р. Хаима Воложинера Нефеш ахаим (Душа жизни) и Руах ахаим (Дыхание жизни).

И лишь немногие из изданных посмертно трудов написаны рукой самого Гаона.

К этим книгам относятся его заметки на полях Талмуда, Тосефты и алахических мидрашей, редакционная правка к кабалистической книге Зоар (Сияние), а также краткие примечания ко всем четырем разделам кодекса Шульхан арух, известные под названием Биур Агра‎ (Разъяснения Гаона р. Элийаг̃у).

На протяжении всей жизни Виленский Гаон выверял редакции Талмуда и мидрашей, устраняя ошибки переписчиков и издателей. Его редакционные поправки и уточнения в целом ряде случаев помогли разрешить проблемы, над которыми из века в век ломали головы комментаторы.

Рассказывают, что однажды в Вильно прибыл главный раввин Франкфурта на Одере р. Йег̃уда-Лейб Маргалиот, который привез Гаону на одобрение рукопись своей новой книги, состоящую из трех объемистых тетрадей. Книга была посвящена сложнейшей алахической проблеме, рассматриваемой в талмудическом трактате Швуот (Клятвы). Из уважения к выдающемуся мудрецу Гаон прочел всю рукопись от начала до конца, – и действительно она содержала блистательный анализ проблемы. Затем Гаон пригласил автора к себе и сказал: «Сожалею о потерянном Вами времени – в текст, на котором строился весь Ваш анализ, вкралась ошибка переписчика. После устранения этой ошибки исчезают все противоречия и сложности, а, следовательно, отпадает необходимость во всех Ваших аргументах и доказательствах, разрешающих эти противоречия и сложности» (Сарей амеа 2:10, 2:19). Многие из внесенных им текстологических изменений впоследствии нашли подтверждение во вновь обнаруженных древних рукописях Талмуда. В большинстве Талмуда поправки Гаона печатаются рядом с основным текстом.

Примечания, сделанные Гаоном на полях кодекса Шульхан арух, включают в себя не только редакционную правку и библиографические указания, но также многочисленные псаки (законодательные решения). В своих псаках Гаон проявляет исключительную самостоятельность – по многим вопросам он полемизирует с величайшими из ришоним: Рифом (см.), Рамбамом (см.) и другими. Более того, в сотнях случаев он приходит к алахическим выводам, противоречащим мнению самого р. Йосефа Каро (см.), составителя Шульхан аруха.

И поскольку Виленский Гаон трактовал многие законы иначе, чем составители общепринятых кодексов, в своем собственном поведении он действовал в соответствии со своим пониманием. По свидетельству его сыновей, Гаон на протяжении всей жизни собирался написать «новый Шульхан арух», соответствующий его трактовке законов, но затем признался, что «не получил на это разрешение с Небес», – как и в случае с его переселением в Землю Израиля (Предисловие к Биур Агра‎, Орах хаим; Гаон с. 700-702).

Подготовка к печати и издание его примечаний к Шульхан аруху растянулись более, чем на полвека.

Примечание к разделу Орах хаим (Образ жизни) были изданы в шкловской типографии в 5563/1803/ году, а к разделу Йоре деа (Наставляющий знанию) – в 5566/1806/ году; оба эти издания были подготовлены одним из ближайших учеников Гаона р. Исраэлем из Шклова. Еще через тринадцать лет, в 5579/1819/ году, в Вильно вышли в свет примечания к разделу Эвен аэзер (Камень помощи), и, наконец, в 5615/1855/ году – примечание к последнему разделу Хошен Мишпат (Судебный нагрудник первосвященника).

В большинстве изданий кодекса Шульхан арух эти примечания печатаются рядом с основным текстом. Примечание Гаона, в силу своей глубины и одновременно лаконичности, требуют от изучающих широчайшей эрудиции и серьезнейших интеллектуальных усилий. Во многих случаях, когда законодательное решение Виленского Гаона расходится с приведенным в Шульхан арухе, в ашкеназских общинах принято следовать решению Гаона.

Собственной рукой Виленского Гаона написана также книга Аиль мешулаш (Трехлетний барашек), в которой содержатся его исследования в области астрономии, алгебры и тригонометрии.

Эта книга была впервые издана в Вильно в 5594/1834/ году. Однако основная часть рукописного наследия Гаона относится все-таки к области кабалы.

Один из сыновей Гаона, р. Авраам, свидетельствовал: «Мой отец, наш наставник Гаон, составил около тридцати объемистых рукописных книг, разъясняющих все разделы Зоара. Он говорил, что не постесняется прочитать свои комментарии перед рабби Шимоном бар Йохаем» (Гаон с. 817).

Упоминание составителя Зоара, р. Шимона бар Йохая (Рашби; см,), жившего почти двумя тысячелетиями раньше, не было случайным – в предисловии к Сифра дециниюта р. Хаим Воложинер утверждал, что Гаон занимался вместе с р. Шимоном бар Йохаем и р. Ицхаком Лурией (Аризалем; см.), которые материализовались в его кабинете, «р. Шимон бар Йохай справа от него, а Аризаль – слева …– и они открывали ему грозные тайны».

В своих записях, относящихся к тайным разделам Торы, Виленский Гаон был еще более лаконичен: по образному выражению своего ученика р. Менахема-Мендла из Шклова, Гаон «приоткрывал пядь, а закрывал тысячу пядей» (Предисловие к Биур Агра‎). Иногда он ограничивался намеками, лишь указывая, что «здесь скрыты великие и грозные тайны, записывать которые не разрешено» (Яэль ор 43:2:4).

Гаон утверждал, что «кабала является соединением двух Тор (Письменной и Устной)» (Комментарий на Тикуней Зоар 36б), и поэтому именно в ней заключена квинтэссенция всего Б-жественного учения. Он многократно повторял, что «конечное избавление народа Израиля произойдет только в заслугу изучения Торы, и оно зависит, главным образом, от изучения кабалы» (Эвен шлема 11:3), – а «иногда изучением этой сокровенной мудрости пренебрегают, приход Машиаха отодвигается» (Комментарий на Тикуней Зоар 81б).

Виленский Гаон учил, что все грозные пророчества, связанные с эпохой «родовых мук Машиаха», сбудутся лишь в том случае, если Геула (конечное избавление) произойдет в назначенный срок. Но если евреи смогут раскаяться и возвратиться к Всевышнему еще прежде этого срока, тогда осуществится альтернативное пророчество Йешаи (54:7): «С великим милосердием Я соберу тебя» – тогда с нашим народом не случится ни одной беды и ни один из нас не погибнет». В противном же случае сбудется пророчество Йехезкеля (20:33-34): «…В ярости изливающейся воцарюсь над вами, и выведу вас из народов и соберу вас из стран, в которых вы рассеяны, – рукою крепкой и мышцей простертой и яростью изливающейся».

Виленский Гаон утверждал, что грозная и разрушительная «война Гога и Магога», которую предрекали пророки, может продлиться всего двенадцать минут (это его предсказание стало понятным лишь с изобретением ядерного оружия).

Именно поэтому – чтобы избавить мир от грядущей катастрофы – Гаон стремился изучением Торы и, в первую очередь, кабалы, приблизить приход Машиаха. Вместе с тем Гаон считал, что и народы мира могут способствовать отмене грозных пророчеств. «Если правители народов, – говорил он, – помогут собрать еврейских изгнанников и отстроить, лежащие в развалинах города на Святой Земле, Всевышний отменит все относящиеся к ним дурные пророчества, и войны Гога и Магога вообще не будет, … – ведь Всевышний никогда не отменяет только обещанное добро, а грядущую беду – отменяет» (Гаон с. 764-765).